Книга Дикая роза - Дженнифер Доннелли

Шейми, идущий к дверям дома Фионы и Джо, обернулся. И сейчас же сверкнули не менее дюжины фотовспышек, чуть не ослепив его.

– Капитан Финнеган! Ваши ощущения по возвращении на родину?

– Самые прекрасные, – ответил Шейми, перед глазами которого еще плясали отсветы вспышек. – Я очень счастлив вернуться в Лондон.

Шейми не ожидал такой встречи. Думал, что спокойно и незаметно приедет в Мейфэр, однако репортеры и фотографы пронюхали о его возвращении и набросились на него сразу же, едва он вышел из экипажа. Шейми быстро протолкнулся сквозь их толпу, поднялся по ступеням крыльца и протянул руку, чтобы постучаться в дверь, как дверь распахнулась сама.

На пороге показался сидящий в коляске Джо:

– Входи, парень, и поскорее, пока эти пираньи не сожрали тебя живьем.

Шейми поспешил внутрь, радуясь возможности оставить позади толпу орущих, пихающихся газетчиков. Те двинулись следом, выкрикивая вопросы:

– Капитан Финнеган! Расскажите об атаке на ваш корабль!

– Капитан Финнеган! Когда вы узнали о смерти вашей жены?

– Капитан Финнеган! Это правда, что вы женились на арабской девушке?

– Ребята, на сегодня довольно вопросов! – оборвал их Джо. – Капитан Финнеган очень устал после долгого пути домой.

– Мистер Бристоу! Когда вы узнали, что брат вашей жены жив?

– Капитан Финнеган уже виделся со своим сыном?

– Как миссис Бристоу восприняла радостную новость?

– Ну и дьявольское отродье, – проворчал Джо, въезжая внутрь и захлопывая входную дверь.

Едва войдя в холл, Шейми оказался в объятиях плачущей Фионы.

– Шейми, мы ведь считали тебя мертвым. До сих пор не верю, что ты к нам вернулся, – всхлипывая, призналась Фиона.

– Все хорошо, Фи. Все хорошо… – повторял Шейми, крепко обнимая сестру.

Телеграмму адмирала Харриса они получили еще в январе. Сейчас был конец марта. Врачи в Дамаске противились раннему отъезду Шейми, настаивая на лечении ожогов. Пришлось задержаться еще на месяц. А затем началось полуторамесячное плавание к родным берегам. Разлука тяжело сказалась на всех.

Когда Фиона выпустила брата из объятий, его обнял Питер, затем Кейти и близнецы. Его встречали все, кроме Роуз и Джеймса.

– Как Джеймс? – спросил Шейми, когда закончилась череда объятий.

– Немного нервничает, – ответила Фиона.

– Иного я и не ожидал, – признался Шейми.

Попробуй тут не нервничать! Как Джеймс вообще не забился в угол от страха? Не так давно он потерял мать, затем деда, а потом – отца. Так ему сказали взрослые. И вдруг его отец, которого он совсем не помнил, снова возвращается в его жизнь. Шейми видел Джеймса лишь младенцем, приезжая в краткосрочный отпуск. Сейчас сыну было четыре года. Вряд ли в памяти мальчика сохранились те встречи с отцом. По сути, его ждала встреча с совершенно чужим человеком.

– Он хочет меня видеть? – спросил Шейми.

– Конечно хочет, – ответила Фиона. – Он сейчас наверху, с Роуз. Я нарочно оставила его там, чтобы привести потом, когда мы все успокоимся. Особенно я. Мы много рассказывали Джеймсу про тебя. Он забросал нас вопросами. Хочет услышать, как ты плавал на «Эксетере» и выжил после торпедной атаки. Послать за ним?

– Да.

Фиона отправила наверх служанку, предложив всем перейти в гостиную. Когда они прошли туда и расселись, на пороге появилась Роуз, ведя за руку Джеймса.

При виде сына у Шейми потеплело на сердце. Он вспомнил, как не раз поддразнивал Дженни, говоря, что Джеймс – сын молочника, поскольку у малыша не было ничего от Финнеганов. Белокурый, со светло-карими, как у матери, глазами. Даже его красота была материнской.

Джеймс подошел и встал рядом с Фионой.

– Тетя Фи, а он взаправду мой папа? – услышал Шейми шепот сына.

– Да, Джеймс. Это действительно твой папа, – успокоила племянника Фиона. – Хочешь с ним поздороваться?

Джеймс кивнул. Он робко приблизился к Шейми, затем по-мужски протянул руку. Шейми тронула храбрость сына. Он протянул свою и пожал ручонку сына.

– Здравствуй, Джеймс, – сказал он.

– Здравствуйте, сэр. – Джеймс неуверенно поглядел на отца и добавил: – Мой дядя Джо – член парламента.

– Да ну? Тогда я буду держаться с ним поосторожнее, – сказал Шейми.

– А вы не из проклятых тори? – опасливо спросил Джеймс. – Проклятые тори очень злят дядю Джо.

Фиона выразительно посмотрела на мужа.

– Сколько раз тебе говорила, чтобы попридержал язык при детях, – с упреком прошептала она. – Они же все слышат и запоминают.

Джо смотрел в потолок.

– Понимаю, – ответил сыну Шейми, давясь от смеха. – Ты не волнуйся. Я из лейбористов. Думаю, дядя Джо на меня не рассердится.

– А ты приехал меня забрать? – вдруг горестным тоном спросил Джеймс.

Шейми ясно увидел испуг в глазах сына. Маленький ты страдалец, подумал он. Столько бед выпало на твою душу.

– Нет, Джеймс, – ласково возразил он. – Наоборот, я хотел тебя спросить: можно мне пожить здесь немного? С тобой, тетей Фионой и дядей Джо. Я бы очень хотел остаться, но только если ты не возражаешь.

Личико Джеймса просияло.

– Тетя Фи, можно? – спросил он, поворачиваясь к Фионе. – Можно он у нас останется?

– Конечно можно. Мы приготовим твоему папе комнату и застелим кровать.

Джеймс улыбнулся и сообщил Шейми:

– А мне на Рождество подарили заводную железную дорогу. Хочешь посмотреть?

– Очень хочу.

– Тогда пошли, – сказал Шейми, протягивая ему руку.

Шейми взял сына за руку, и они пошли наверх. Впервые за много месяцев, с того самого дня, как «Эксетер» ушел на дно, он чувствовал радость.

Он радовался, что остался жив.

Радовался возвращению домой.

Радовался единственному правильному поступку, который сумел совершить, – малышу Джеймсу.

Глава 104

Уилла лениво потянулась в постели, затем села. Часы показывали три часа ночи. Вскоре она встанет и займется печатью фотографий. Она полностью проснулась и была полна энергии. Интимная близость всегда действовала на нее так.

Она оглянулась на Оскара Карлайла, своего обаятельного американского любовника. Он лежал на спине, зарывшись в простыни и закрыв глаза.

Любовник, подумала Уилла, поворачивая голову к большим окнам ателье и ночному небу за ними. Как странно звучит для меня это слово.

Уилла не любила ни Оскара, ни других мужчин, с кем была близка в Париже. Жаль, конечно. Ей искренне хотелось полюбить этого музыканта.