Книга Эра войны. Эра легенд - Майкл Дж. Салливан

– Всегда. – Он не сводил глаз с Двери, будто опасался пропустить что-то важное.

– Но зачем?

– Затем же, зачем ты делаешь свое дело. – Он подался вперед и сложил ладони вместе – пальцы бездумно сгибались и разгибались, напоминая спаривающихся крабов.

Имали сочла этот образ странным. Она ни разу не видела крабов, тем более спаривающихся; возможно, именно поэтому такая аналогия и пришла ей в голову. Пальцы Трилоса двигались необычно, неестественно.

– Я заведую делами Аквилы и даю советы фэйну, как управлять нашим народом, чтобы уберечь общество от потрясений.

– Значит, ты явилась сюда ради фэйна? – спросил Трилос, будто знал, что это неправда.

– Я пришла поклониться Ферролу и засвидетельствовать свое уважение перед Дверью. Так же, как и ты.

Трилос засмеялся. Его смех тоже показался Имали неестественным.

– Что смешного?

– Комедия – когда ложь и правда прикидываются друг другом. – Он кивнул Имали, будто старинной приятельнице. Ей захотелось отшатнуться, однако она сдержалась. – Все твои слова – ложь, даже то, что ты сама считаешь правдой. Это-то и смешно.

Имали не терпелось расспросить его о бдениях в Саду, о тайне Двери и – больше всего – об исчезновении Мовиндьюле (она и пришла сюда именно за этим). Однако сейчас явно неподходящий момент для расспросов, ведь Трилос только что обвинил ее в невежестве и лжи. Промолчать – значит согласиться, отрицать – глупо, ибо он совершенно прав, признать свою ложь – проявить слабость. Ей казалось, продемонстрировать благочестие – безупречный, непробиваемый предлог. Она ошиблась. Беседа только началась, а Трилос уже взял верх. Имали всегда считала себя искушенной в спорах, но сейчас почувствовала собственную беспомощность.

– Она ведь туда вошла, – загадочно произнес Трилос.

– Что, прости? – перепросила Имали.

– Фенелия вошла в Дверь.

На сей раз настал ее черед смеяться.

– Никуда она не входила. Я вообще сомневаюсь, что Дверь настоящая.

– Еще какая настоящая, уж поверь мне.

– Тогда почему никто не в силах ее открыть?

– Потому что она заперта.

– Не может такого быть. Здесь нет ни замочной скважины, ни защелки, ни засова.

– В ней особенный замок. – Трилос ухмыльнулся Двери, словно у них есть общий секрет. – Особенный замок для особенной двери.

– Значит, Дверь волшебная? – поинтересовалась Имали, стараясь уловить нить разговора.

– Разумеется, в этом нет ничего необычного. То, что солнце каждое утро встает на востоке, – тоже волшебство.

– Никакого волшебства, нормальное явление.

– Разве нормально, что шар света поднимается из ниоткуда, озаряет и согревает мир, пересекает небо, а потом опускается в никуда? Более того, повторяет все то же самое изо дня в день? Ты не считаешь восход волшебством, потому что привыкла. Если бы ты не наблюдала его ежедневно, то решила бы, что я вру, а если бы впервые увидела своими глазами, то подумала бы, что это волшебство. То же самое можно сказать про снег и дождь. – Трилос взглянул наверх. – Все, исходящее от неба, – волшебное, загадочное, вечное. – Он поднял комок земли и тут же выпустил из рук: песчинки разлетелись на ветру. – Все, исходящее от Элан, с самого рождения обречено на гибель. Проблема заключается в тех, кто создан из неба и земли, в нежеланных детях враждующих родителей.

– Ты ведь не местный, верно?

– Я родом с востока, как и все живущие на лике Элан, только они об этом не знают. Все началось на востоке. К сожалению, там почти никого не осталось: то место разрушено небрежными жильцами.

– А где ты жил до того, как прибыл к нам?

– Я долго сидел в тюрьме.

Неудивительно.

– Правда?

– О да.

– За что тебя заточили?

Трилос задумался.

– Честно говоря, не знаю, – произнес он и снова взглянул на Дверь. – Зато знаю, кто меня заточил, и собираюсь отплатить ему той же монетой.

Этот Трилос либо глупец, либо безумец. Можно было и раньше догадаться. Он же весь день таращится на кусок дерева – даже благочестивый Волхорик на такое не способен. Имали испытала одновременно облегчение и разочарование. Теперь можно не опасаться, что Трилос за ней следит, зато вряд ли удастся выведать у него что-либо полезное.

Она вздохнула и начала подниматься с места.

– Уже уходишь? Я думал, ты хочешь узнать, где Мовиндьюле. Ты ведь за этим пришла?

Имали села.

– Тебе известно, где он?

– Они с Трейей отправились в Авемпарту. – Трилос снова засмеялся. – Еще одна ложь, маскирующаяся под правду. Только вот на сей раз шутка совсем не смешная. Жестокость служит богатым источником для веселья. Когда кто-то падает, все смеются, правда ведь? Бедная Трейя. Она – одна из многих причин, по которым я недолюбливаю Лотиана. Он считает, что, сделав ее служанкой Мовиндьюле, поступил великодушно. Тоже мне добряк: все равно, что вор, который, обобрав хозяев подчистую, оставил им ломоть хлеба.

Имали не догадывалась, о чем он, – судя по всему, о чем-то важном. Впрочем, она пришла не за этим.

– Зачем Мовиндьюле поехал в Авемпарту?

– За рхункой. Ему велено привезти ее к папочке.

Может, он и не в своем уме, да только знает на удивление много.

– Зачем?

– По приказу фэйна, – улыбнулся Трилос. – Вот еще одна шутка: ты сыграла огромную роль в происходящем, но почему-то не в курсе.

– Что ты имеешь в виду?

– Неприятно чувствовать себя обделенной, правда? – Он по-прежнему не сводил глаз с Двери, потирая крабообразные руки.

Вот уж точно.

– И что же я такого сделала?

– Ты рассказала фэйну о послании рхунов с предложением мира.

Имали стало страшно. Она мысленно перебрала всех, кто мог знать о письме от вождя рхунов. Я открыто объявила об этом, когда Лотиан вернулся с Грэндфордской битвы. Все меня слышали.

– Фэйн решил устроить ловушку. Он пригласил рхунку в качестве посла, чтобы обсудить мирный договор, однако ему нужен вовсе не мир, а секрет.

– Какой?

– Рхунка, за которой поехал Мовиндьюле, умеет создавать драконов, точнее, тварей, коих Лотиан считает драконами. Фэйн хочет выведать у нее этот секрет.

– Понимаю, – кивнула Имали.

– Сомневаюсь. – Трилос наконец взглянул ей в глаза. – Точнее, мне кажется, ты видишь не то, что есть на самом деле.

– В каком смысле?

Он улыбнулся.

– Ты замечаешь очевидное, только не в силах сделать верный вывод. Совсем как моя сестра – старшая, не младшая. – Трилос говорил так, будто Имали хорошо знала его семейство. – Она была чересчур умна, но зачастую не может сложить два и два. Зато вы обе хитрые и коварные, и это облегчает вам жизнь.