Книга Здесь водятся чудовища - Кристофер Сташеф

Алуэтта не была знатоком диалектологии, но вот гортанные «ха» и «ка», выпадение «эл» и передненебной аффрикаты «те», а также несколько непривычно искаженные гласные наводили на определенные предположения. Вскоре она распознала таки этот диалект и мигом поняла все, что они говорили:

— Эй, а ведь Занплока будет доволен нами.

— Вот уж точно!

— А как же, парень? Поймать такую лихую колдунью! Это козырь в нашей игре.

— Ничего, второй нас не тронет, пока его краля у нас в руках. Представляешь, какой выкуп можно стребовать с их семьи? Это же похищение невесты.

— По нашему, по-горски.

— Так выпьем же за наши обычаи, друг.

— Ой, хорошо сказал!

— Верховный чернокнижник, верховная ведьма и весь их выводок в наших руках. Мы держим их за горло. И учти, это ведьма крутая, она из породы независимых и явно проходила подготовку в спецлагере. От нее того и жди сюрприза. Ты уж с ней повнимательней, а чуть что — и дубинку не стесняйся пускать в дело.

— Попляшет она у меня! С таким кляпом во рту еще ни одной ведьме не удавалось произнести заклинание, даже самое короткое. А что такое ведьма без заклинаний? Только выставочный образец.

— Ах-хаха-ха-ха! — рассмеялись все вокруг костра.

«Ладно, ладно, хорошо, очень хорошо, просто прекрасно, — думала Алуэтта, — посмотрим, ребятки, чья возьмет, и кто кому поджарит пятки. Только вот вы еще не знаете, что „ведьмы“, или подготовленные эсперы могут читать мысли, двигать предметы, внушать видения и чувства, причем, не открывая рта. И магических пассов для этого им делать не надо, и вставать, как для посыла молнии, тоже. На самом деле, чем больше вы думаете, что я бессильна, тем лучше для меня».

Так что она продолжала лежать, слушая, как сгрудившиеся у ее тела горцы обсуждали свою победу.

— Но мы можем не только отряд коронных ведьм и магов разогнать вот этой штучкой! — прогудел один из них. — Если Занплока прав, мы заставим равнинный народ очистить эти горы — всех этих рабов и их хозяев-дворян!

— Да! И править этими землями, как наши предки в старину!

— Мы — и народ Занплоки!

— На самом деле, ему надо только собрать армию.

Он здесь не останется, он двинется дальше покорять земли, а править будем мы! Занплока обещал!

Какой-то колдун, по всему видать, перебежчик, пообещал им этот край за помощь в борьбе против короля и его народа. Боже, как они глупы и наивны — они поверили его обещаниям! Алуэтте на миг стало жаль наивных горцев с их детскими заблуждениями и мечтами, не имевшими ничего общего с действительностью.

Интересно, кто же этот Занплока? Что еще за фрукт?

Говорить она не могла, и спросить бы у нее не получилось. Она решила подождать, пока они не устанут и не улягутся на ночлег — трогать ее, видимо, не будут.

Подождем, решила она, пока пиршество не утихнет, и горцы не захрапят сладким сном на свежем воздухе.

Она попыталась телепатически связаться с Грегори, сообщить ему, где она (а где она, в самом деле?) — ну, хотя бы сказать, что с ней все в порядке — пускай не мучается, и не сделает с горя и отчаянья какого-нибудь опрометчивого шага. «Бедняжка», — с нежностью подумала она. Но связь на телепатическом уровне оказалась невозможной из-за обострившейся головной боли.

Придется обождать до лучших времен. Тогда она стала пробовать читать мысли тех, кто сидел рядом.

И много узнала об их быте, повседневной жизни и бесхитростных заботах простонародья, обитателей гор и расселин, но не отыскала никаких сведений о колдуне по имени Занплока.

Все. Больше у нее не было сил. Малейшее напряжение причиняло неистовую боль — словно каждый нерв ее был обнажен и воспален.

Она обследовала путы, которые стягивали ее запястья и щиколотки. Да, вязать они умели на славу. Какие изощренные узлы! А ведь народ не имел никакого отношения к мореходству — все их предки жили в горах.

После очередной попытки она обнаружила, что узел слегка ослаб. Наконец ей удалось снять его усилием воли. Она тут же растерла запястья, восстанавливая кровообращение, пока колотье в пальцах не унялось.

Наконец она осторожно приподнялась и села — в лагере все спали, и ее охранник бдительно дремал рядом, клюя носом и кончиком дубины одновременно.

Вставала она медленно, опасаясь, как бы очередной приступ головной боли, сокрушительной и нестерпимой, не поверг бы ее обратно наземь. Наконец ей удалось развязать — уже руками — ремни на лодыжках.

Это заняло значительно больше времени, чем если бы она воспользовалась телекинезом, зато не болела голова.

Усилием воли подавив стон, она выпрямила ноги.

Покрутив онемевшими стопами, она растерла икры.

Наконец встала на ноги, и отползла в сторону от костра, под покров ночи. Теперь главное — скрыться в лесу, где ее не обнаружат, по крайней мере, до рассвета.

Она не собиралась причинить им зла, даже за все, что они с ней сделали…

— Кто там? — вдруг раздался зычный голос. Это был охранник. Проползая мимо него, она задела кончик дубины, свисавшей с колен.

— Кто там ползет, раздери меня горные козлы? — прорычал он.

Алуэтта чертыхнулась и прокляла тот день, когда была изобретена первая дубина: она перебудила поллагеря. И это все из-за одного трезвого часового. Трезвый дозорный — беда для пленного.

— Лови ее, — кричал этот тип. — Хватай! Не выпускайте!

Вот сразу человек десять вскочили и бросились за ней во тьму, точно свора псов, с рычанием и проклятиями.

Алуэтта метнулась к деревьям, едва держась на ногах, которые еще не оправились от пут. Услышав тяжелый топот за спиной, она резко обернулась. Часовой издал торжествующий клич, замахиваясь дубинкой и целя ей в висок. Она тут же нырнула под это оружие, схватила его за руку и полу туники и провела прием: бросок через бедро с падением в папоротник.

Но это задержало ее — и остальная свора успела наброситься следом. Вот какая-то женщина в сером взмахнула дубинкой: Алуэтта блокировала удар, но боль тут же пронзила предплечье. Она поймала оружие другой рукой и выкрутила, одновременно ударив женщину снизу ногой и производя подсечку, и тут же повернулась в сторону, отражая следующий удар нападавших левой Рукой. Вот она съездила по чьей-то макушке, подпрыгнув и ударив ногой вниз, но увидела дубину с железным наконечником, метнувшуюся справа и еще одну Дубину, пролетевшую слева, с отчаянием понимая, даже увернувшись и блокировав удар перехваченной дубинкой, что они одолеют ее не умением, а числом.

И тут два грозных женских голоса прорезали ночь.

Два силуэта в сумерках вносили порядок в эту сутолоку сгрудившихся горцев. Одна женская фигура вертела длинной дубинкой, как ветряная мельница, другая ловко управляясь мечом, нанося удары из-за щита, разбрасывая горцев по сторонам.