Книга Великие княгини и князья семьи Романовых - Елена Первушина

Это недовольство тлело, и его легко можно было раздуть в пламя гнева, что и сделали приближенные принца и принцессы во главе с Остерманом. Миних был отправлен в ссылку, в Пелым, и Анна Леопольдовна и Антон Ульрих, кажется, даже не подозревали, что сами лишили себя самой надежной опоры.

* * *

А что делала тем временем Елизавета?

После смерти матери она по приказу Анны Иоанновны уехала под Москву в село Покровское, где жила уединенно и очень скудно (позже она жаловалась, что ей приходилось носить дома поношенные платья и заштопанные чулки, сберегая наряды для редких выходов в люди). Елизавета водила хороводы с сенными девушками и даже, кажется, сама сочиняла хороводные песни. Потом Анну кто-то надоумил (или она сама вспомнила), что «друзей нужно держать близко, а врагов – еще ближе», и велела Елизавете ехать в Петербург. Джейн Рондо видит ее на свадьбе Анны Леопольдовны. Позже она получает приглашение от царевны, общается с ней и выносит неоднозначные впечатления, которыми спешит поделиться со своей английской подругой: «Вы узнаете, что я часто бываю у принцессы Елизаветы и что она удостоила меня своим посещением, и восклицаете: „Умна ли она? Есть ли в ней величие души? Как она мирится с тем, что на троне – другая?“ Вы полагаете, на все эти вопросы ответить легко. Но я не обладаю Вашей проницательностью. Она оказывает мне честь, часто принимая меня, а иногда посылает за мной. Сказать по правде, я почитаю ее и в душе восхищаюсь ею и, таким образом, посещаю ее из удовольствия, а не по обязанности. Приветливость и кротость ее манер невольно внушают любовь и уважение. На людях она непринужденно весела и несколько легкомысленна, поэтому кажется, что она вся такова. В частной беседе я слышала от нее столь разумные и основательные суждения, что убеждена: иное ее поведение – притворство. Она кажется естественной; я говорю „кажется“, ибо кому ведомо чужое сердце? Короче, она – милое создание, и хотя я нахожу, что трон занят очень достойной персоной, все же не могу не желать, чтобы принцесса стала, по крайней мере, преемницей». Английский посол Финч проявил меньше проницательности, докладывая своему королю: «Елизавета слишком полная, чтобы быть заговорщицей».

На самом деле Елизавета плела заговор, его участниками были лейб-медик И. Г. Лесток, ее фаворит А. Г. Разумовский, а также братья Александр и Петр Шуваловы и М. И. Воронцов. Дипломатическую и финансовую поддержку заговора обеспечивал французский посланник маркиз де Шетарди, которому очень не нравилось сближение правительства Анны Иоанновны с Англией. Но Елизавета, словно услышав совет Макиавелли, искала поддержку не только в дворянах.

Правда, ей, вероятно, и в голову не пришло бы обратиться к народу. Российский народ вовсе не похож на граждан Флоренции и Рима, сохранивших еще память о тех временах, когда на штандартах римских легионов писали аббревиатурой имена тех, за кого шла в бой римская армия: «S.P.Q.R.» – «Senatus Populusque Romanus» – «Сенат и граждане Рима». В России еще довольно долго не будут рассматривать народ в качестве политической силы. Но у Елизаветы было кое-что получше, у нее была Гвардия, когда-то исполнявшая не только военные, но и административные и политические приказы Петра и хранившая о нем благоговейную память. Елизавета приходила к гвардейцам в казармы, прежде всего в Преображенский полк, участвовала в их застольях, крестила их детей, щедро раздавала им деньги. И когда настал час, то, по легенде, она обратилась к ним с речью: «Ребята, вы знаете, чья я дочь, ступайте за мной».

В ночь с 24 на 25 ноября 1741 г. преображенцы на руках отнесли Елизавету в Зимний дворец Анны Иоанновны (уже выпал глубокий снег, и Елизавете было трудно идти). Она разбудила Анну Леопольдовну и объявила ей, что Анна и ее семья арестованы, вслед за тем взяты под арест Миних, Остерман, вице-канцлер граф Головкин. Утром 25 ноября все было кончено и издан манифест о восшествии на престол императрицы Елизаветы. В нем писалось: «Объявляем во всенародное известие. Как то всем уже чрез выданный в прошлом 1740 году в Октябре месяце 5 числа Манифест известно есть, что блаженныя памяти от Великой Государыни Императрицы Анны Иоанновны, при кончине Ее, Наследником Всероссийского Престола учинен внук Ее Величества, которому тогда еще от рождения несколько месяцев только было, и для такого его младенчества правление Государственное чрез разные персоны и разными образы происходило, от чего уже как внешние, так и внутрь Государства беспокойства и непорядки, и следовательно немалое же разорение всему Государству последовало б; того ради все Наши, как духовного, так и светского чинов верные подданные, а особливо Лейб-Гвардии Наши полки всеподданнейше и единогласно Нас просили, дабы Мы, для пресечения всех тех происшедших и впредь опасаемых беспокойств и непорядков, яко по крови ближняя, Отеческий Наш Престол Всемилостивейше восприять соизволили, и по тому Нашему законному праву, по близости крови к Самодержавным Нашим вседражайшим Родителям, Государю Императору Петру Великому и Государыне Императрице Екатерине Алексеевне, и по их всеподданнейшему Наших верных единогласному прошению, тот Наш Отеческий Всероссийский Престол Всемилостивейше восприять соизволили: о чем всем впредь с обстоятельством и с довольным изъяснением Манифест выдан будет; ныне же, по всеусердному всех Наших верноподданных желанию, Всемилостивейше соизволяем в том учинить Нам торжественную присягу».

Как видим, в тексте весьма туманно упоминались некие «беспокойства и непорядки», возникшие как вовне, так и внутри государства, «чрез разные персоны и разными образы», в результате чего Елизавета должна была взять власть в свои руки, чтобы сохранить государство своего отца. Но надо думать, что почти все, кто приносил присягу новой императрице, понимали, о чем идет речь, а если кто-то и не понимал, то ему это было и не нужно.

Елизавета Петровна

Бывшую правительницу с семьей выслали сначала в Ригу, затем в крепость Дюнамюнде, где у Анны родилась дочь Елизавета. В январе 1744 г. их всех перевезли в город Раненбург (Рязанской губернии), а оттуда – в Архангельск и, наконец, в Холмогоры, где поселили в бывшем архиерейском доме, обнесенном высоким тыном, под бдительным надзором сторожей, совершенно разобщившим их с внешним миром. Маленького Иоанна Антоновича, который мог претендовать на престол, у семьи отобрали и содержали отдельно. Анна Леопольдовна вскоре умерла в родах. Остальным членам Брауншвейгского семейства, как стали их называть, суждено было пережить Елизавету, но не всем из них суждено дождаться свободы.

* * *

До конца своей жизни Елизавета терзалась, что заключила в тюрьму невинного младенца. Будучи, как и все Романовы, искренне и глубоко верующим человеком, она пыталась «отмолить грех», каждый год ходила в паломничество в Троицкий монастырь, заказывала бесчисленные молебны.

Но была и еще одна причина для тревоги, на этот раз политического свойства. Маленький Иоанн Антонович – законно венчанный на престол монарх. Елизавета же, как и ее английская тезка, была официально «королевой-девственницей» и не могла выйти замуж. Ходили слухи, что она тайно обвенчалась со своим любовником Разумовским, но в любом случае ей был необходим наследник престола.