Книга Степан Бердыш - Владимир Плотников

Рассказы не стихали допоздна. Стрельцы уважительно поглядывали на корешков и умно покачивали головами, дивясь непонятности некоторых речений и неисповедимости божьих троп да судеб людских. Отдали долг неповторимым подвигам прежнебылого, и Степан щедро попотчевал засидевшихся в глуши стрельцов байками о москвичах, поляках и венцах…

Бывалый служака, Поликарп не стал выспрашивать о дивном явлении товарища. А вот Бердыш опасение насчёт ночного набега татей высказал.

— Вот уж нет, — беззаботно отмахнулся Звонарёв. — То был верховой разъезд. Конями они — редко. Оно, конечно, шишей хватает. Но не то. Раньше да, головная ватага занимала все Девьи горы, в гротах да близь утёсов обживалась. Ономнясь Мещеряк со своими был из Москвы, денёк осмотрелся, забрал сибирскую сотню свою да увёл. Я так разумею, на Иргиз альбо Яик. Набольшая ватага у Семейки Кольцова. На Покров прошлый тот Кольцов сошёлся с немалым воинством Богдана Барбоса. На сговоры Барбос явился: делить владенья для татьбы. Вот Богдашко, тот завсегда в метаниях. От Ермака когда ещё отбился. К Ивану Кольцу примкнул, опять же приглядеться. Сейчас к литвину Семейке принюхивается. Вместе пару набегов сообразили. Да чую, ненадолго. Не тот норов. Сейчас ихние люди на обе стороны балуют. Наших засек, правда, не замают, чего нет того нет. Семейка Кольцов, бают, как-то даже уду закидывал о переходе на службу государеву. Но думка та, не труд понять, на словах и осталась. А с нонешнего лета казаки впрямь осатанели, чёрта не страшатся, богом не гнушатся. Грабят и купца, и скупца. Однако пора и набок…

— А что, Семейка-то не Ивану ль Кольцу побрательник?

— Да кто их кольцевал, чтоб дознать?

Поутру разъезд Звонарёва двинул к перевозу. На поверку перевоз оказался малым заливчиком, где под ворохом ветвей и кокоры прятался большой чёлн. Погрузясь, отдались течению. Судно было переполнено. Вместе с объездчиками теснились лошади. Через час к ним устремились два струга с казаками. Но за четверть версты распознав хоругвь, отвязались.

Хоть Степан и не оправился от вчерашних треволнений, тутошняя лепота не оставляла равнодушным. Вид знаменитых, чудных по очертаниям разбойничьих гор будоражил ум. В памяти живо воскресали детские мечты о крае чар и сказок, о дремучем лесе, полном нечисти и навий. Скупые краски осени не смазали величавой красоты.

Однажды лишь повстречался большой торговый корабль. Заметив незнакомый чёлн, да ещё переполненный, охрана засуетилась. Весь ближний борт ощетинился дулами пищалей. В двух местах огрызливо заворонели жерла двух мелковатых пушчонок.

— Аглицкие собаки хитры. Вон как свинцом рыгать навострились, — глубокомысленно изрёк давешний кравчий — Алфёр Рябов.

— Аглицкие? — удивлённо переспросил Степан Бердыш. «И откуда это он опознал»?

— А бес их разберёт. Всё одно — собаки стервозные, — убеждённо ответил Алфёр, притворяя рукой распахнутое зевало. С недосыпу зевал весь разъезд.

— Да, навряд станичники супротив такого дикаобраза тыркнутся, — ещё уверенней качнул головой стрелец, по годам середович. — Ни в жисть не тыркнутся.

— Ну, так ещё бы! — уважительно заглядывая в очи опытному вою, подтвердил всех младше.

— Оно-то да, — закрепил третий.

…Четверть часа спустя торговый корабль скрылся за далёким курганным выступом. Тотчас прикатилось эхо пальбы.

— Карачун твоему дикаобразу, дядя, хи-хи, — высмеял тот же юнец незадачливого прорицателя. Прочие зычно подхватили.

— Вот шельмецы. Ну, поганцы, — незло рявкнул Поликарп. — Да уж, прибавится теперича хлопот в Посольском приказе. Это уж, как пить дать…

— Пора б унять казачков. Не время кусать без разбору. — Степан хмуро тряхнул чубом.

— Спробуй — уйми. Неусмиримые, — зевнул Звонарёв, безнадёжно махнув рукой.

— Спробуем. Может, для того и я тут, — вполголоса проронил Бердыш, о чём-то задумался. Алфёр Рябов, не расслышав, лишь хмыкнул и чмокнул губами…

Часть вторая

ПЛЕН И ВОЛЬНИЦА

Начало Самарского детинца

Струг причалил к подножию пологого склона. В непросветной чащобе вилась узкая пройма, червонея древесными опадышами. Стрельцы и Степан углубились в лес. Трое остались с караульщиками пяти суденышек, застывших на причале, надо полагать, до весенней ледотечки.

— Далёко? — спросил Степан у переднего, Рябова.

— Да помене двух поприщ.

Трижды за время езды слушали недальний вой волков.

— Заточные места. — Покачал головой Бердыш.

Лесная «улочка» оборвалась как-то сразу. Выбрались на обширное пустоплесье. Посреди разбросаны сиротливые постройки. Больше всех — бревенчатая изба, крепкая, в два жилья — воеводская. Тут же — прикидки под храм, амбары и приказ. Рядом помечена земля, вероятно, будущего детинца, забранная вместо высокого частокола колышками и рогатками едва потолще среднего прясла.

Поодаль колодцем сложены четыре бревна. Под башню — крайнюю левую к серевшему над кронами поясу реки. Почва иссечена сакмами и вмятинами от брёвен. Мужики, отдыхая на толстом незамшелом лежне, опутанном ремнями-вервями, хлопают глазами на галиц, что деловито копошатся по верхам плотно пригнанных слег. Четверо сбивают крепкое перевесище — рычаг для подъёма брёвен.

— Бог помочь, мужички. — Окликнул их Степан.

— Какой помочь? — мрачно отозвались из избы. — Втору неделю лежень валятся. Половина мужиков кровянкой мучится, другие на замётах охотничьих. А на носу пух небесный. — Из низкой двери вылез толстый низкий середович. Седоватая бородка, рачьи глаза. Синий засаленный кафтан туго перепоясан расшитым, но линялым кушаком.

— Эге, никак к нам прибавка, — жизнерадостно пропел он, зорким глазом выдернув новоприходца.

— Степан Бердыш, нарочный из Москвы, — спрыгивая с коня, поморщился от рези в зашибленном мосле.

— Господи! То не моя вина, что дело стрянет. Народишки-то — с котий котях. А тут холода. — Торопливо залопотал толстяк. — И князь Григорий Осипович 3асекин, коего прочут в воеводы, как заехал сюда по весне, сдвинул застройку от реки на эту вот вышину, и напрямки в Казань подался, улаживать там всякое. А мне велено сготовить жильё для работного и тяглого люда и лежней навалить для стен, сколь удастся. Но весь крепостной лес плотами по весне сверху пригонят. Князь суров, да с опытом: засечную черту в Алатыре вёл, черемисов гонял, Шанчурин-град делал.

— Полно. Не с тем сюда, — пресекая стариковский воркоток, Бердыш уже правил дозор, — знамо дело, осенью детинец не поставить, — с любопытством глянул за угол дома — по виду не младенец. Там, за ним имелись ещё длинная приземистая изба с волоковыми окнами — явно для стройщиков, пригон для домашнего скота и жердяная коновязь, её уже начали сносить, верно, для замены добротным зимним вороком. Иных следов городского зодчества на холмистой залысине не наблюдалось.