Книга Сценарий собственных ошибок - Олег Рой

Когда дочь подросла, появился типичный для учителей «трудный» вопрос: куда отдать ребенка учиться? К себе Инна не решилась, да и далековато… Алина пошла в школу рядом с домом, где были такие же линолеумные полы, типичное давление на мозги учеников и обязанность быть как все, не выделяться. И там на родительских собраниях уже Инна была не учительницей, а трудной мамой трудной дочки и лезла из кожи вон, убеждая учителей, что начитанность и открытое высказывание не совпадающих с учебником мыслей – не порок, и понимала, что доказать ничего не сможет, как не смогла бы доказать аналогичные утверждения в своей школе.

Израненная школьным маразмом, Инна подползала вечером к мужу, измотанному диким бизнесом, и, поделившись накопленным за день раздражением, супруги Гаренковы утихомиривались, обнимались и начинали мечтать. О том, когда фирма Игоря наконец-то займет ведущие позиции. Когда Алину отдадут в платную гимназию, где будут бережно относиться к ее индивидуальности. Когда Инна сможет позволить себе не работать, а сидеть дома, покупать и читать какие захочет книги, следить за собой, встречать мужа с работы всегда свежая и отдохнувшая, готовая к радостям любви. Когда они объедут втроем весь мир или, по крайней мере, всю Западную Европу, увидят собственными глазами все те достопримечательности, о которых Инна была обречена всего-навсего рассказывать своим ученикам.

И вот ожидаемое материальное благополучие наконец настало. Алину отдали в гимназию с гуманитарным уклоном, где она заслуженно превратилась в звезду литературных конкурсов и самодеятельного театра. Побывали в Греции, Франции, Италии, Англии, Испании… Что касается работы, Инна, противореча самой себе, довольно долго продолжала тянуть лямку школьной каторги. Но в конце концов ее дожали – с двух сторон. Игорь, который постоянно нудил, что жена человека его уровня не имеет права выкладываться за жалкие гроши. И учительницы, которые поджимали губы, видя, как она подъезжает к школьному подъезду на новеньком «Вольво» с шофером (водить машину Инна так и не научилась), обсуждали за спиной ее одежду и украшения. Один только математик постоянно вступался за Инну, умел насмешкой заставить замолчать этих клуш – и она с запоздалой благодарностью разглядела в этом сморщенном, с нездоровым цветом кожи, человеке неубитый здравый смысл и полное отсутствие зависти. Но чтобы удержать ее в школе, одного математика было мало… «Хватит! – в один прекрасный день провозгласила Инна. – Попили моей кровушки! Отныне живу, как хочу!»

Однако вскоре выяснилось, что «живу, как хочу» – несбыточная формула. Что мечты редко совпадают с действительностью. И что, самое главное, когда человек получает возможность «жить, как хочет», он перестает понимать: чего же он, собственно, хочет?

Пятикомнатная квартира в центре Москвы, в построенном для партийной элиты доме, а затем – вожделенный загородный особняк. Комфорт? Полнейший. Распорядок дня? Свободнейший. Книги? Только заказать, принесут на дом. Театральных билетов то же самое касается. Стирка-глажка-готовка давно уже не отягощают быт, все делается чужими руками. Короче, живи да радуйся!

А Инне не живется. Некуда ей себя приткнуть в этом изнурительном благополучии. И хотя Игорь постоянно твердит, что она незаменима при неофициальных встречах и презентациях, что умная красивая жена повышает престиж мужа, что быть женой бизнесмена такого ранга – важная и ответственная работа, Инна этого не в состоянии как следует осознать. Вернее, она осознает, что на этом пустом месте – «жена крупного бизнесмена» – могла быть другая женщина. Кто угодно. Может, другая лучше справилась бы. Инна не чувствует себя здесь незаменимой.

А там, в школе, чувствовала… Как давно, кажется, это было: в пятом классе – Пунические войны, в шестом – голландское национально-освободительное движение против испанского господства, в девятом – народовольцы… Скучища, казалось бы, изо дня в день, из года в год повторять одно и то же? Но Инна как раз любила побаловать себя и учеников разнообразием. Выработав для себя некоторые основные положения – канву урока, она плела по этой канве затейливые узоры с привлечением примеров из художественной литературы, сохранившихся в мемуарах курьезов и других мелочей, составлявших для нее ткань и дыхание истории. А история увлекала ее с детских лет, когда она бродила по старой Москве, упоенно открывала для себя новые и новые извилистые переулки, разглядывала украшенные лепной геральдикой дома, фантазируя о тех, кто их строил, и тех, кто в них жил… Инна, пока работала, ни разу не пожалела о выбранной профессии. Ученики это улавливали и платили ей и ее предмету любовью.

Да, надо признать: Инна оставила любимую работу. И ради чего? Ответ напрашивается: ради семьи. Но насколько он верен? Алина в ней уже не слишком нуждается: она в том возрасте, когда авторитетами становятся подружки и парни, а мама оттеснена на второй план. Тогда Игорь? Но Игорь, несмотря на вечные заклинания относительно важной роли «жены крупного бизнесмена», здорово к ней охладел. Может, охладел уже давно, но она обратила на это внимание только сейчас, потому что раньше была слишком занята? Инна сделала ошеломляющее открытие: муж ей изменяет! Она стала находить незначительные, но весомые для нее доказательства: галстук, завязанный не так, как она с утра завязала, запах чужих духов на рубашке, новое нижнее белье… «Иннуся, у тебя паранойя!» – насмехался над ней Игорь. Чтобы не выставлять себя параноиком, Инна принялась за выслеживание блудного супруга всерьез, со всем энтузиазмом женщины, не знающей, куда девать время, и всем пылом начинающего детектива. И ее старания увенчались успехом, но не доставили ни малейшего удовольствия. Нет, в самом деле! Не доставило ей удовольствия ни поведение Игоря, который, торопливо приводя дрожащими пальцами в порядок свой костюм, пытался оправдываться, бормоча противоположные вещи: то «ты все не так поняла», то «для мужчины однократный секс ничего не значит»… Ни – тем более – вид разлучницы, которая стояла посреди Игорева кабинета, совершенно убитая разоблачением, прикрывая крошечным кружевным лифчиком прыщики юных грудей. Девушке, которая работала у Игоря в главном офисе, было девятнадцать лет, но тоненькая полуобнаженная фигурка и отчаянный взгляд полных стыда и ужаса глаз делали ее еще моложе… почти Алининой ровесницей. Инне на миг вообразилось страшное: ее бесценная, чистая девочка – в объятиях сластолюбивого козлищи, годящегося ей в отцы.

– Оставь ребенка в покое, старый мерзавец, – с трудом раскрывая рот, словно под анестезией у стоматолога, бросила мужу в лицо Инна.

Потом Игорь не однажды попрекал жену этой фразой: якобы ею Инна намекнула на его иссякающие мужские возможности и спровоцировала импотенцию. Врет и не краснеет! Никакой у него импотенции нет. Инне и то нередко удается раскрутить его на постельные утехи. А уж по части левых девок он просто неутомим. Ходок! Хотя клялся жуткими клятвами, что это была случайность, что он больше ни-ни… У Инны теперь есть опыт. И она приучилась верить не красивым словам, а собственным глазам.

Чтобы хоть как-то себя занять, отвлечь от мук ревности, Инна выдумывала себе то одно, то другое занятие. Но ни хлопоты по управлению домом, ни разведение цветов, ни фитнес, ни шопинг, ни салоны красоты не помогали. Она явственно ощущала – после той сцены с разоблачением в офисе – по ее браку пролегла трещина. И если раньше трещина скрывалась в недрах фундамента, то теперь разрывала надвое фасад, и поделать с этим ничего нельзя. Чем больше она шпионила и подозревала мужа, тем сильнее он ее избегал. А когда она вела себя так, будто все в порядке, то сама чувствовала себя полной дурой, которая позволяет безнаказанно себя обманывать. Спрашивается: что лучше? Но в такой ситуации не бывает «лучше». Может, со временем все как-то утрясется, придет к закономерному финалу: либо открытому краху, либо существованию бок о бок на новой основе невмешательства в дела друг друга.