Книга Николай I и его эпоха - Михаил Гершензон

Для устранения всех сих беспорядков принимались разные меры, главные из них состояли в требовании ежемесячных то перечневых, то именных ведомостей о состоянии и положении дел. Ведомости сии, обременяя суд громадным новым трудом как в составлении, так и в переписке их набело, ничего не помогали.

Смотря по отметкам в движении по сим ведомостям дел, власти, не исключая и Министерства юстиции, громили строгими подтверждениями и понуждениями, но оказалось на опыте, что затруднение в ходе дел было еще более заметно после сих ведомостей.

Само собой разумеется, что в выговорах, удалении от должности и предании суду лиц, служащих в низших местах, в том числе и судебных, не было недостатка, это было обыкновенное и заурядное явление после каждой ревизии, делаемой в губернии то советником губернского правления, то вице-губернатором, то самим губернатором, то, наконец, сенатором.

Но все это не изменяло положения вещей; беспорядки в уездных судах, не исключая и губернских мест, до того укоренились, что считались нормальным положением их.

Магистраты в городах и ратуши в местечках были еще в худшем положении, чем суды.

Допущение в состав сих судов заседателей из казенных крестьян, кои все поголовно были безграмотны и невежественны, делало в глазах многих суд посмешищем.

Граф В. Н. Панин, будучи министром юстиции, зайдя в суд в Петербурге, встретил там одного человека в исподнем платье, с метлой или щеткой в руках.

На вопрос министра, где судья, он отвечал, что судьи нет, а на вопрос, где заседатель, отвечал: я заседатель.

Граф, взглянув на него, произнес: «Вы… ты…» — и ушел, не сказав ни слова. Действительно, на самом деле лица эти исполняли при судах должности сторожей, истопников и прочие, не соответствующие вовсе обязанностям судей.

Палаты уголовные и гражданские, несмотря на то что представляли собою вторую инстанцию, при сословных выборах, не отличались благоустройством. Надзор со стороны стряпчих в уездах и прокуроров в губерниях также не представлял собой обеспечения.

Заботы их исключительно ограничивались наблюдениями за ходом арестантских дел.

Все это указывало на необходимость в коренном преобразовании судебных места и судопроизводства. Но мысль о сем не вдруг явилась, следовало пройти много других стаций, чтобы достигнуть убеждения о необходимости реформы. Повторяю, что все это не сразу пришло в голову. Нужно было время!

Думали сначала, чтобы водворить правосудие в государстве и порядок в оном, стоит только сократить переписку и преобразовать полицию по отношению к судебным местам. Первым делом, по особому высочайшему повелению, занялось Министерство юстиции, а вторым — Министерство внутренних дел.

С целью иметь материалы для первого предмета, Министерство юстиции затребовало подробные сведения и соображения от всех прокуроров, председателей палат и товарищей их, а равно и других лиц о том, в чем именно нужно сократить переписку и по каким предметам.

Циркуляр министра юстиции с таким предписанием полетел по всем местам России. Засим в министерство начали от этих лиц поступать более или менее подробные соображения по этому предмету. Дело разрасталось до громадных размеров. В Министерстве юстиции целые шкафы заняты были бумагами по сему делу; о движении его показывалось, между прочим, и в ведомостях, представляемых ежемесячно государю императору.

О судьбе этого дела расскажу кратко.

Император Николай Павлович в начале 1850 годов, не видя конца дела о сокращении переписки, поручил князю П. П. Гагарину написать без замедления, какие именно нужно сделать сокращения, чтобы умалить вообще переписку по всем присутственным местам, не исключая и Сената.

Во исполнение сего князь П. П. Гагарин, не обратив никакого внимания на означенное дело и заключающиеся в нем более или менее деловые указания в необходимости изменения и судоустройства и судопроизводства, составил весьма быстро разные краткие правила относительно только предположения сокращения переписки, и не более того.

Правила сии в начале 1850 года были обнародованы.

На основании их действительно сокращены разные ведомости и донесения, представляемые то туда, то сюда, из низших мест в высшие, уничтожены некоторые реестры и книги, которые, без существенной пользы, велись в тех местах и Сенате, и сделаны разные указания в порядке отписки — но более ничего.

В результате оказалось, что судопроизводство от сего сокращения нимало не изменилось: бывшее запустение и бестолочь в судах остались прежние.

Улучшение штатов, о коих выше сказано, было предметом особых забот Министерства юстиции. Оно много лет переписывалось с Министерством финансов, вносило записки в государственный совет и наконец достигло того, что штаты его, впрочем в весьма скромных размерах, были действительно увеличены и введены. Но эта мера, с теми сокращениями, которые были придуманы князем П. П. Гагариным, не изменила положения вещей — все оставалось по-прежнему.

Ясно, что нужны были особые обстоятельства и новая какая-либо свежая струя, которая могла бы дать новый оборот делу усовершенствования нашего судоустройства и судопроизводства.

Полиция также по своим уставам, без избавления ее от производства следствий и устранения ее от разбора дел по маловажным поступкам, не изменила своего положения. Она была безобразна донельзя. Одним словом, суд и полиция шли параллельно, блистая, если можно так выразиться, своим неустройством.

О разных курьезах по судейским делам мы расскажем еще впоследствии, а теперь объясним, что все упомянутые мысли не суть слова пишущего эти строки, напротив того, ойи были выражены самим приснопамятным императором Николаем Павловичем по следующему случаю.

В 1849 году признано было необходимым произвести сенаторскую ревизию Калужской губернии, для каковой цели назначен был сенатор князь Давыдов, а при нем, в качестве старшего чиновника, определен был я, пишущий эти строки. В числе чиновников, прикомандированных к сенатору, находился и граф Алексей Константинович Толстой, известный по своим сочинениям, и А. К. Жизневский, нынешний председатель тверской казенной палаты — юрист по воспитанию и археолог в душе.

Ревизия эта была вызвана особым случаем. Сын генерал-лейтенанта Ершова, Иван, жаловался государю на то, что будто бы его отец, под влиянием калужского губернатора Смирнова, совершил дарственную запись в пользу своей незаконной дочери Софии, бывшей замужем за Россетом, братом жены Смирнова, Александры Иосифовны, и тем самым лишил его отцовского наследства. Вот по этому случаю сенатору князю Давыдову велено было произвести следствие, а вместе с тем сделать и ревизию всех правительственных и судебных мест губернии.

Перед отъездом в Калугу князь Давыдов представлялся императору Николаю Павловичу.

— Поезжай, — сказал ему государь. — Знаю наперед, что хорошего ты там мало найдешь. Суды в беспорядке, полиция не лучше. Проекты о ней в Министерстве внутренних дел не двигаются вперед. Дворянские опеки не охраняют сиротские имения, а разоряют. О них я тщетно стараюсь много лет. Но главное, — продолжал государь, — обрати ты внимание на то, почему в Калужской губернии, где некогда, как мне известно, процветали полотняные заводы, снабжавшие своими изделиями даже Америку, пали. Как объяснить это, и нельзя ли это поправить?