Книга Тот самый калибр - Сергей Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что у тебя там? — спросила капитан Саня, выйдя в прихожую, когда я уже забросил лямку рюкзака на плечо.
Она успела позвонить Котову. Значит, скоро должны пожаловать побитые парни из СОБРа. По крайней мере, двое из них. Третьему я бы посоветовал обратиться в госпиталь и, лежа там, смотреть по телевидению как можно больше футбольных матчей. Может, хоть это научит его не подставляться. А заодно договориться с невестой о переносе свадьбы…
Я улыбнулся вопросу Радимовой.
— Так, всякие мелочи, можно сказать, мелочи первой необходимости на сложный жизненный период. Пистолеты-пулеметы я выложил. Как были на предохранителях, так и стоят. Я из них не стрелял. Из таких — стрелял, но из армейских, не из ментовских. К нам на испытания без глушителей приходили. Извинись за меня перед парнями. Но не сильно старательно. Сами виноваты. Я хамства в отношении себя, и не только себя, не терплю. Получили то, что просили. Я не перестарался. Один из них может не дойти. Приедут, скорее всего, двое, отдай все три ствола.
— А ты куда? — спросила Саня с сердобольностью в голосе.
— Ты же у себя не оставляешь… Да я и не любитель в шкафу прятаться, когда парни за оружием придут. Ты же их обязательно чаем угостить захочешь…
— Обязательно. Чтобы твою вину загладить. Они же не преступники.
— А окажись на моем месте не офицер спецназа, а простой человек, гражданский… Он обязан хамство СОБРа терпеть? Вот за таких людей я и обиделся. Объясни это им. За чашкой чая… Хотя они, судя по физиономиям, едва ли поймут…
Я забросил рюкзак за плечо, шагнул к двери.
— Тим…
Я обернулся.
— Побереги себя…
В голосе ее звучали просьба и беспокойство.
— Поберегу, — пообещал я. — Тебе спасибо за чай и за помощь. Не забудь, что еще обещала помочь Касану с участковым разобраться. Чтобы мне не пришлось самому до участкового добираться и в воспитательных целях его кастрировать.
— Это не я обещала. Это Василий Андреевич.
— Все равно. Напомни ему. Я пошел…
— Он, кстати, просил напомнить тебе фразу Сталина: «Если нас ругают наши враги, значит, мы все делаем правильно».
— Хорошая фраза. Я всегда стараюсь поступать правильно. — Я потянулся к дверному замку.
— Куда ты сейчас?
— Еще не знаю. Просто пойду. Туда… По дороге решу. И не смотри мне вслед из окна. Не люблю я этого… Примета, говорят, нехорошая…
Я, естественно, знал, куда пойду, и намеренно обманывал ее. Мало ли как дело может повернуться. Зачем подставлять капитана Радимову. Если недругам все же удастся меня подставить, ее могут обвинить в укрывательстве преступника. Совесть и долг мента часто оказываются несовместимыми понятиями. В этом я давно уже убедился. И не посчитал нужным заставлять капитана Саню страдать, выбирая из этих двух величин одну. Она все же мент не только по образованию, но и по призванию, что называется, по крови и духу. И если из-за меня ее отстранят от службы, она будет сильно переживать. Даже если отстранение будет временным. И потому я желал, чтобы она не знала, куда я направляюсь.
Я не переживал из-за отсутствия машины, понимая, что за рулем я стану легко уязвимым.
А попробуй-ка найти человека без машины в полуторамиллионном городе, тем более если он хорошо обучен прятаться…
* * *
Утешало то, что капитан Саня уважительно относилась к моим просьбам. Я обернулся, посмотрел на окна. За стеклом ее не было. И даже шторки не колыхнулись, как обычно бывает, когда за ними резко прячутся. И потому я смело двинулся не в сторону остановки городского транспорта, а по тротуару вдоль дома.
Капитан Саня знала, в какой квартире живет подполковник в отставке Скоморохов, но ведь я мог и просто мимо его подъезда пройти. Это на случай, если она провожала бы меня взглядом из глубины комнаты. А если она не будет знать, в какую сторону я двинулся, если не будет даже подозревать — ей же спокойнее. Не мне, потому что я и без того не сомневался в Радимовой, а именно ей. И она не будет стоять перед выбором между поступком по совести и по ментовскому долгу.
Конечно, мне пока нечего опасаться. Но так я был обучен — если действие против меня началось, следует ждать продолжения. Я, естественно, не был ни провидцем, ни экстрасенсом и не мог предположить, какое развитие получит это действие. Но что развитие будет, я не сомневался.
В этом, кажется, не сомневался даже начальник городского уголовного розыска подполковник Котов, передавший мне предупреждение через капитана Саню. А он не шутник, не любитель людей запугивать и обстановку знает лучше меня. К предупреждениям таких людей обязан прислушиваться всякий. А уж о бывшем военном разведчике и говорить не стоит. Разведчик всегда обязан предвидеть возможность усложнения ситуации вокруг себя. То же самое мне и интуиция подсказывала. Та самая интуиция, развивать которую я обучал взрослых и детей во время недавнего урока в школе ниндзюцу. У меня она была развита в достаточной степени.
Я прошел в конец дома. На улице уже стемнело, прохожих почти не было. Я посмотрел на окна квартиры Скомороховых. Свет горел только в одном окне — на кухне. Конечно, я чувствовал себя не совсем удобно, нарушая покой немолодых уже людей. Но я так же неудобно чувствовал бы себя, нарушая покой людей молодых. А подполковник в отставке Виктор Федорович Скоморохов совсем недавно был командиром батальона спецназа ГРУ. И для меня лично это значило очень много. Как, вероятно, и для самого подполковника.
Вот почему я, ни минуты не сомневаясь в порядочности подполковника, не так давно взялся своим расследованием защищать его интересы. Хотя против меня действовали серьезные силы местного и федерального ФСБ. Так точно, надеялся я, Виктор Федорович ни на секунду не подумает, что я есть убийца с топором, и всегда спрячет меня, всегда окажет мне посильную поддержку. И его жена — во всем послушная мужу Агния Николаевна — тоже во мне не усомнится. Для нее спецназ ГРУ — это ее муж. И все офицеры спецназа ГРУ в понятии Агнии Николаевны — точно такие же, как он. Хотя здесь я не могу согласиться. Сколько людей — столько и характеров. Но в целом пожилая женщина, наверное, права. Обычно офицеры спецназа ГРУ бывают достойны уважения. Это в моем понятии. Хотя у разных людей понятия различаются. Это зависит и от характера человека, и от его воспитания, и от рода деятельности. Например, для взяточника человек, не берущий и не дающий взятки, — вообще никто. А себя взяточник всегда ценит и уважает.
Я вошел в подъезд, не имеющий домофона, и позвонил в дверь на первом этаже. Хотя меня никто не ждал, шаги за дверью послышались почти сразу же после звонка. Конечно, при необходимости бывший комбат умел ходить и беззвучно, но не считал, видимо, нужным становиться «летучей мышью»[7] в своем доме. Ему не от кого было прятаться.