Книга Как три мушкетера - Александр Бушков

– И пальчики тут твои имеются, не сомневайся, – заверил Жора едва ли не ласково. – На ручке, на лезвии, четкие пальчики, как узоры на советских деньгах, подарок для уголовки… Ну, тут уж запугал ты бедную девушку. Попользовал и просто так, и разными извращенными способами – в экзотических морях, поди, нахватался?

Мазур верил, что его отпечатки на ноже есть. Он столько времени провалялся без сознания, что его пальчики могли отпечатать на дюжине ножей, если не двух. Классический прием американских детективов, черт их возьми. Что-то похожее на версию начинало складываться…

– Ну, вот, – сказал Жора. – А потом ты нажрался и уснул, как сытый кот. Алинка мне и позвонила – хоть и в ссоре, а близкие друзья. Приехал я, оценил обстановку, забрал в карман твой ножичек – а то продрыхнешься и смоешься с ним еще – и повез Алинку в травмпункт. Там и побои сняли, и следы, культурно выражаясь, половых сношений, в том числе и извращенных. Вот, посмотри, только глотать не вздумай, это все равно копия, я Алинке посоветовал на всякий случай в трех экземплярах взять, мало ли где пригодится…

Мазур пробежал глазами казенный бланк с убедительной печатью.

Действительно, много там было понаписано невеселого для любого, очутившегося бы на месте Мазура. Липа? А может, и нет. Во-первых, мы мальчики большие и прекрасно знаем, что кое-где у нас порой встречаются еще и такие врачи, что довольно небрежно следуют клятве Гиппократа, а во-вторых, врач мог ни о чем и не подозревать – это Жора, некому больше, обеспечил ей все перечисленное…

Он кое-что слышал о похожих случаях в курортных городах. Если сейчас начнет пугать – Мазур угадал точно. А он начнет – иначе зачем было все это затевать?

– Ну, ты понял свое печальное положение, Кирюша? – почти дружески спросил Жора. – Идет сейчас Алинка в ментовку, кидает заяву – и начинается у тебя грустная жизнь. Изнасилование, плюс извращенный способ, плюс под угрозой холодного оружия. А у этой штуки, если ты не в курсе, все признаки холодного оружия, перечисленные в Уголовном кодексе: и длина, и упор есть, и кровосток… Закроют тебя, конечно, моментально. И шить ничего не надо, все, как на ладони: показания, медицинское заключение, ножичек… Могут, конечно, и выдернуть – я ж не знаю, что у тебя там за дядя, может, он такой какой-нибудь, что одним звоночком всех на уши поставит. Но! – он многозначительно поднял палец. – Есть еще два печальных обстоятельства. Сидеть ты, конечно, не сидел, но как там с такими, как ты, обходятся, слышать должен был. Плохо обходятся, Кирюша. Мигом тебя самого… извращенным способом на радость всей камере. И потом. Даже если дядя тебя выцарапает, мореходку тебе закроют окончательно и навсегда, и будешь ты вместо экзотических рыбок лягушек на озере потрошить – да и то, если доверят… Комсомолец?

– Член партии, – с наигранной угрюмостью сказал Мазур.

– Во-от… – протянул Жора. – И из партии, конечно, попрут, на фиг им такие члены, которые члены суют куда попало, в том числе и способом, безусловно осужденным советской общественностью. И настанет у тебя беспросветно грустная жизнь – третий помощник младшего Дуремара. Если вообще из института не попрут, а ведь могут.

Мазур старательно придал себе соответствующее выражение лица – перепуганного не насмерть, но качественно интеллигента, перед которым вдруг встал жуткий призрак крушения великолепной карьеры. Он и сам толком не разобрался, что сейчас испытывает – злость или иронию. Иронии, пожалуй, больше. Совсем недавно, как тот колобок, ушел и от самых натуральных агентов ЦРУ, и контрабандистов, отнюдь не белых и не пушистых, и от сепаратистов, и от охотников за морскими кладами, и даже от взбалмошной плантаторши, попытавшейся зачислить в сексуальные игрушки. И из подводных схваток со смертельно опасным народом вышел без единой царапинки. И надо же так влипнуть на Родине, в маленьком и тихом курортном городке…

Ну, не все так грустно. В конце концов, он тут не один. Вот только беззаботный отдых окажется подпорченным трудами провинциальных аферистов, жаль, жаль…

Так, с кнутом, похоже, все. А сейчас на сцене должен появиться пряник – не из глупой же ревности Жора все это затевал, никак он не похож на разозленного ревнивца с греческой кровью, хоть тресни, тут другое…

– Была такая старая песня, – сказал Жора. – О чем задумался, детина?

– Да вот думаю, как мне из этой истории выкарабкиваться, – сказал Мазур.

– Кирюш, ты мне нравишься, честное греческое слово! – сказал Жора. – Не такой уж ты, видать, оторванный от жизни кабинетный интеллигент, какими вас в кинокомедиях показывают. Права не качаешь, не дуришь, лежишь, как лялечка, и думаешь о сложностях жизни…

– А что тут права качать, – угрюмо отозвался Мазур. – Коли уж, как в песенке поется, не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз…

– Ну, такова селяви, – где-то даже и философски прокомментировал Жора. – Эти бабы столько народу спалили, и сколько еще спалят… Вот и ты влетел. Погляди на Алинку – ну вылитая тебе Анжелика, которая маркиза ангелов. А вон что вытворяет…

Мазур посмотрел на Алинку, очень надеясь, что она прочитает в его взгляде немой укор. Если и прочитала, раскаяния не проявила ни чуточки – только показала ему язык.

– Ну что, кот ученый, вставай да одевайся, – сказал Жора. – Я тут рядом обитаю, там и потолкуем…

Мазур встал и неторопливо принялся одеваться. Все это время Жора спокойно сидел тут же, в кресле, в двух шагах, и Мазур моментально определил, что рекомый грек нападения с его стороны не опасается нисколечко – хотя Мазур за это время раз десять мог его вырубить, а то и сделать что похуже.

– Фонарь-то болит? – участливо спросил Мазур, проходя мимо Алины.

На сей раз она вздернула подбородок и отвернулась. Жалеть эту стервочку нисколечко не стоило: наверняка и за фонарь, и за все прочее денежка ей упала приличная.

Они вышли на площадку, и Мазур вопросительно приостановился.

– А вот она, моя избушка, – сказал Жора, доставая ключи и направляясь к соседней двери. – Заходи, будь, как дома, но не забывай, что в гостях. Квартира у меня в другом месте, а это так, блатхата, девок водить и с нужными людьми разговоры разговаривать…

Действительно, большая однокомнатная квартира не производила впечатления жилой: большой разложенный диван, пара кресел у низкого столика, телевизор на тонких ножках, магнитофон на полочке да какой-то высокий ящик из темного полированного дерева.

– Кидай кости, – сказал Жора, распахивая дверцы. – Узнаешь?

Внутри теснились разномастные бутылки, три стенки были зеркальными, приумножавшими импортные алкогольные сокровища – но, в общем бар как бар, и совершенно непонятно, почему Мазур должен его узнать с первого взгляда.

– Не узнаю что-то, – сказал он.

– Интеллигенция! – фыркнул Жора, извлекая бутылку и широкие коньячные бокалы. – Ивана Васильевича, который меняет профессию, смотрел?

– Было дело.

– В точности такой, тютелька в тютельку. Я у киномеханика купил пару кадров, он мне в два счета точную копию смастрячил.