Книга Орден меченосцев против Руси. Первый германский поход на Восток - Елена Тянина

Жемайты – этническая группа в составе литовцев в Западной Литве, население исторической области Жемайтия. Сохраняется жемайтское наречие литовского языка, на востоке Жемайтии говорят на западноаукштайтском диалекте. Однако большая часть жемайтов говорит на литовском

В средневековой истории Европы известны и другие формы государственной власти, достаточно вспомнить Новгородское государство, управляемое боярским вечем, или Киевскую Русь XI–XII веков, управляемую съездами князей. А перевод слова «senior» историческим термином «старейшина» и вовсе некорректен, так как в средние века это слово было одним из ключевых понятий феодально-рыцарского права, означавшее знатного покровителя, которому рыцарь приносил клятву на верность, причем далеко не обязательно короля или другого главу государства. Потому этот термин мог употребляться хронистом в значении как правителя или сюзерена, так и просто знатного человека, имеющего вассалов и челядь. И в этом случае неопределенное senior латинских текстов наиболее близко к средневековому русскому понятию «боярин», чем историческому термину «старейшина».

Выяснить политическую организацию можно лишь в том случае, если к этому общему термину хронистом добавлено что-то еще, указывающее на особое положение того или иного лица. В этом плане особенно интересен титул, которым хронист наградил правителя ливов Каупо. В Хронике Генриха он назван «quasi rex et senior Lyvonum» («как бы король и старейший в Ливонии»). Если понимать под этим титулом вождя догосударственного образования, то не понятно, зачем хронисту понадобилось столь длинно и путано определять титулатуру Каупо, а не использовать традиционный для латинских текстов титул «dux» – «вождь». В то же время уже само присутствие в титуле слова «rex» – «король», употребляемого только для правителей государств, говорит в пользу описания более высокой формы организации власти, чем военная демократия с выборными вождями. Остается выяснить, что имел в виду хронист под определением «quasi» – «как бы», «наподобие»? Здесь речь может идти о правителе, власть которого по статусу приближена к королевской, но все же по сравнению с ней носит ограниченный характер (то есть не является полностью единоличной и безусловно наследуемой).

Наиболее ярким примером подобной формы организации власти являлось лествичное право Киевской Руси, сложившееся в XI веке Лествицей (лестницей) называлась иерархия родового старшинства внутри правящей династии Рюриковичей. Поначалу каждой ступени лествицы соответствовал определенный удел (стол), а великий князь владел киевским столом. После Любечского съезда 1097 года уделы были закреплены за князьями в качестве вотчин, а право родового старшинства превратилось в преимущество при занятии князем киевского стола. При этом киевский князь был «старейшим» («senior» в титуле Каупо), а подчиненные ему удельные князья, соответственно, «молодшими». Внутри уделов формировалась аналогичная иерархия, где старший в роду владел центром удела, а младшие – пригородами.

При этом «старейшим» в роду вовсе не обязательно был старший по возрасту, учитывался счет поколений, а также старшинство самой княжеской ветви по отношению к другим. Власть великого князя киевского по лествичному праву была существенно ограничена княжескими съездами, на которых принимались важнейшие политические решения (например, о войне и мире). Фактически именно съезд был верховным органом власти, а великий князь лишь претворял в жизнь его решения и являлся гарантом стабильности и мира внутри страны (например, при княжеских усобицах). В его полномочия также входила организация совместных военных походов, которые он возглавлял сам либо назначал («посылал») кого-то из удельных князей. При этом уклонение удельного князя от похода или, напротив, военное предприятие без воли киевского князя резко осуждалось.

Лествица не давала права «старейшему» закрепить великий стол за своими наследниками, что также сильно отличало его власть от королевской. Власть великого князя передавалась по горизонтали следующему «старейшему по лествице». Лествичное право сохранялось и во Владимиро-Суздальской Руси даже после признания ею вассалитета Орды, когда ярлыком на великое княжение стал распоряжаться хан. Сами ханы старались не нарушать принятые в вассальной стране правила наследования. Иными словами, и киевского князя XII века, и владимирского XIII века вполне можно было именовать «qiasi rex et senior». Еще более близкий территориально и хронологически пример зафиксирован в Литве. В договоре с Галицко-Волынским княжеством 1219 года (Ипатьевская летопись) упомянуто 19 князей, первым среди которых назван «старейшеи» князь Живнобуд. К той же, старшей, ветви князей отнесены еще четыре имени, однако решение о заключении союза принимается всеми князьями на съезде. Рифмованная хроника приводит описание аналогичного княжеского съезда у жемайтов. Князья («die kunige») на совете принимают решение о прекращении перемирия с Орденом и организации военного похода, один из них также назван «старейшим» («eldeste»). Исходя из приведенных примеров, есть существенные основания считать, что титулование Каупо «quasi rex et senior Lyvonum» фиксирует ту же самую систему власти. Она отличается от королевской правилами наследования и коллегиальностью принятия решений, однако, не является более примитивной по отношению к ней, а лишь представляет другой путь развития ранней государственности. Фиксация этой формы власти и у прибалтийских финнов – ливов, и у балтов – литовцев и жемайтов, скорее всего, свидетельствует о традиционности ее для всего региона.

Другим широко распространенным мифом является утверждение, что прибалтийские народы до прихода русских и немцев были сборищем дикарей, что постоянно враждовали между собой и не давали покоя цивилизованным странам своими грабительскими набегами. Этот тезис, возникший во многом для оправдания военных экспансий, широко вошел в историческую литературу. Но так ли это? Утверждение о постоянных племенных войнах в Прибалтике до XIII века ни на чем не основано, прежде всего, потому, что о внутренней политической жизни края мы ничего не знаем. У самих прибалтийских народов не было летописей и хроник, а соседние державы вспоминали о них, лишь во время военных конфликтов. Археологические данные по этому вопросу могут дать немного, но все же могут. Исследования основных прибалтийских городов показывает, что уже с XI века их население, в основном, было многоэтничным. На городищах Ерсике и Кокнесе еще до прихода полочан жили латгалы и селы, в Даугмале соседствовали земгалы и ливы. На берегах Балтики были фактории и со скандинавским присутствием. Чем ближе крепость находилась к торговым путям, тем более пестрым было ее население. Да и уже сам факт функционирования торговых путей прямо свидетельствует о том, что уже в «дописьменный» период Прибалтика была настоящим проходным двором для купцов и странствующих ремесленников, а не диким краем, заселенным враждующими мелкими народцами. Никто не станет посылать торговые экспедиции сквозь ватаги режущих друг друга дикарей, об этом свидетельствует вся практика функционирования средневековых торговых магистралей. Появление в том или ином месте дикого племени, не втянутого в торговые отношения, немедленно вело к перекрытию коммуникаций.