Книга Луны Юпитера - Элис Манро

У Винсента была своя ферма, точнее, семейная ферма, на которой он вырос, неподалеку от Сент-Стивена. Одним фермерством, рассказывал он, нынче не прокормишься. Вот он, к примеру, прошлый год картофельное поле засадил. Так в июне заморозки грянули, а в сентябре снег повалил. Где ж тут урожай вырастить? И никогда не знаешь, говорил он, что тебя ждет. А на рынок сейчас тоже непросто выйти – все прибрали у рукам большие шишки да большой бизнес. На землю рассчитывать не приходится, вот каждый и крутится как может. Жена тоже работать пошла. Парикмахерские курсы окончила. Сыновья – лодыри, им лишь бы на машинах гонять. А женятся – так молодым женам первым делом новую плиту подавай. Чтоб сама обед варила и на стол метала.

А ведь раньше как жили? У Винсента собственные ботинки – то бишь никем до него не ношенные – только в армии появились. Уж как он был довольнехонек: специально по грязи прошлепал спиной вперед, чтоб следы разглядеть, свежие, четкие. А после войны отправился в Сент-Джон работу искать. Потому как армейское обмундирование на ферме поизносилось – одна пара целых штанов осталась. В Сент-Джоне разговорился он за кружкой пива с одним мужиком, а тот возьми да скажи: «Хочешь новыми штанами по дешевке разжиться? Айда со мной». Ну, Винсент упрашивать себя не заставил. И куда они пришли? В похоронную контору! Туда ведь родственники покойных лучшие костюмы приносят, а в гробу-то ниже пояса ничего не видать. Вот хозяин конторы и начал штанами приторговывать. Чистая правда. Первую пару ботинок Винс получил от военного ведомства, а первую пару брюк, о каких и не мечтал, – от покойника.

Винсент потерял все зубы. Это сразу бросалось в глаза, но не делало его отталкивающим, а только лишь добавляло его облику плутовства и комизма. Лицо у него было вытянутое, с приплюснутым подбородком, а взгляд говорил, что такой человек нарываться не станет, но и в обиду себя не даст. Фигура поджарая, мускулы, где надо, накачаны, черные волосы тронуты сединой. Годы тяжкого труда оставили на нем свой отпечаток, но не собирались отступать, и тело готово было трудиться дальше, покуда он не превратится в сухонького старичка с узловатыми руками, не унывающего и даже не забывшего кое-какие свои шуточки.

За картами они без умолку трепались, вопили, со смехом грозились уйти спать. Но позже беседа приобрела иной, более серьезный и личный характер. Весь вечер они пили местное пиво под названием «Лось», но после игры Лоренс принес из фургона пиво, купленное в Онтарио, – оно считалось сортом повыше. Рабочие называли его «импортным». Хозяева гостинички давно ушли на боковую, но картежники сидели на кухне, как у себя дома, пили пиво и закусывали водорослями дульсе, которые Винсент принес из своей комнаты. Зеленовато-бурые, соленые, они отдавали рыбой. Винсент сказал, что всегда ест их на ночь, а также утром, натощак – самое то. Когда наука доказала, насколько они полезны, их стали продавать в супермаркетах: пакетики с гулькин нос, а цена грабительская.

На следующий день была пятница, и бригада готовилась уезжать на большую землю. Все трое считали, что надо бы успеть на паром в четырнадцать тридцать, а не ждать, как обычно, следующего, который отходит в семнадцать тридцать, поскольку прогноз обещал штормовую погоду – до темноты на Фанди[8] грозил обрушиться шлейф какого-то тропического урагана.

– Но если будет шторм, паромы отменят, верно? – спросила Лидия. – Если будет опасность? – Она охотно пропустила бы завтрашний паром, чтобы еще пожить вдали от цивилизации.

– Понимаете, в пятницу вечером куча народу только и ждет, как бы отвалить с острова, – ответил Винсент.

– К женушкам торопятся, – язвительно бросил Лоренс. – На островах всегда работы идут, мужики от семьи оторваны.

И тут он завел неторопливый, но настырный разговор о сексе. На острове, по его словам, всегда процветала распущенность. Одно время власти даже хотели ввести карантин на въезд, чтобы не допустить распространения венерических заболеваний. Рабочие-вахтовики останавливались в мотеле «Океанская волна» и что ни вечер устраивали попойки, а молоденькие девчонки сами туда тянулись и предлагали свои услуги. Этим сопливкам лет четырнадцать-пятнадцать было, а то и тринадцать. Вот и получалось, что на острове молодка в двадцать пять лет свободно могла стать бабушкой. О здешних местах шла дурная слава. Девчонки на все были готовы за небольшую мзду, а то и за пиво.

– А кое-кто и просто так, – заключил Лоренс. Он купался в своих рассказах.

Все услышали, как открывается входная дверь.

– Дружок ваш, – объявил Лоренс Лидии.

На мгновение она опешила, подумав о Дункане.

– Старикан, ваш сотрапезник, – пояснил Винсент.

Мистер Стэнли не стал заходить на кухню. Пройдя через гостиную, он начал взбираться по лестнице.

– Эй? Никак в «Океанскую волну» наведались? – задрав голову, вполголоса спросил Лоренс, как будто хотел поболтать сквозь потолок. – Старпер даже не знает, как это делается. И полвека назад не знал, а сейчас тем более. Я своих рабочих на пушечный выстрел туда не подпускаю. Скажи, Юджин?

Юджин вспыхнул и надулся, как будто его травил школьный учитель.

– Нет, нашему Юджину это не нужно, – сказал Винсент.

– Я что, вру, что ли? – вскинулся Лоренс, как будто с ним заспорили. – Правду я говорю или нет?

Он уставился на Винсента, и тот подтвердил:

– Ну да, да. – Похоже, эта тема увлекала его куда меньше, чем Лоренса.

– А вы небось подумали, что здесь кругом невинность, – обратился Лоренс к Лидии. – Невинность! Как же!

Лидия поднялась к себе, чтобы взять двадцать пять центов, проигранных на последнем кону. Выходя из комнаты в темный холл, она заметила, что у окна стоит Юджин.

– Хоть бы не заштормило, – выдавил он.

Лидия остановилась рядом с ним и тоже посмотрела в окно. Луна пряталась за дымкой тумана.

– Ты не у моря вырос? – спросила она.

– Не-а.

– Но если успеть на четырнадцать тридцать, все будет нормально, да?

– Надеюсь. – Он, как ребенок, не стеснялся своего страха. – Только бы не утопнуть.

Лидия вспомнила, что в детстве тоже говорила «утопнуть». Почти все взрослые и определенно все дети, кого она знала, говорили именно так.

– Не волнуйся, – сказала она убежденным материнским тоном. Спустилась в кухню и отдала карточный долг.

– А где Юджин? – спросил Лоренс. – Наверху, что ли?

– В окно смотрит. Беспокоится, как бы не начался шторм.

Лоренс хохотнул:

– Скажите ему – пусть спать ложится и не берет в голову. Он у вас за стенкой. Просто предупреждаю, а то он, бывает, орет во сне.

Лидия впервые увидела Дункана в книжном магазине, где работал ее приятель Уоррен. Она ждала Уоррена, чтобы вместе пообедать. Он побежал за курткой. И тут вошел покупатель, который попросил Ширли, тоже работавшую продавщицей, найти для него «Персидские письма»[9]. Это и был Дункан. Ширли повела его за собой к тому стеллажу, где стояла книга, и в тишине магазина Лидия услышала, как он говорит, что для «Персидских писем», наверное, трудно найти место. Куда их отнести: к романам или же к политическим очеркам? Лидия почувствовала, что он, произнеся эти слова, обнажил в себе определенную черту. Он обнажил потребность, которую Лидия считала характерной для покупателей книжных магазинов, – потребность выделиться, показать себя эрудитом. Впоследствии, оглядываясь назад, она пыталась вновь представить его беспомощным, слегка заискивающим, неуверенным. Вернулся, надев куртку, Уоррен, поздоровался с Дунканом, а когда они с Лидией вышли на улицу, шепнул: «Железный Дровосек». Они с Ширли скрашивали себе рабочие будни, давая прозвища покупателям; Лидия уже знала, что существуют Полный Рот Дикции, Адвокат Горошек и Колониальная Герцогиня[10]. Дункана прозвали Железным Дровосеком. Она подумала, что причиной этому стало его гладкое серое пальто и серо-стальные волосы, хотя в юности он, вероятно, был блондином. В самом деле, он ведь не отличался ни худобой, ни угловатостью, не скрипел суставами. Наоборот, он был гладким и вальяжным, держался приветливо, с достоинством; кожа чистая, ухоженный, весь сияющий.