Книга Обыкновенный волшебник - Татьяна Веденская

– Дело не в этом, – замотала головой я. – Я просто не понимаю, откуда вы все это…

– Откуда я узнал все это? – Страхов рассмеялся. – Господи боже мой, да разве это тайна? Тут даже не надо никакого ясновидения, это написано у вас на лице. Во всяком случае, я такие вещи вижу. Ну что, квит про кво? Как в «Молчании ягнят»? – Он неожиданно прикоснулся рукой к моим волосам, заставив меня подпрыгнуть на месте от неожиданности. Он убрал прядь волос мне за ухо и кивнул на солонку на столе. Оказывается, мои волосы уже практически вывалялись в соли.

– Простите, – снова я реагировала странно и невпопад, и все из-за этой его привычки касаться людей, сидеть с ними рядом, смотреть на них в упор своими магнетическими черными глазами. Почему он целитель? Ему надо было стать звездой, он бы затмил Киану Ривза и прочую старую гвардию Голливуда.

– Так как насчет «быть откровенной»? – переспросил он.

– Договорились, – я судорожно сглотнула слюну. – Итак, как мне в Москве? Честно говоря, дорого. Скажите, а это правда, что вы ничего не помните о своем прошлом? Я имею в виду, поняла, что вы не помните ничего об инциденте. Но, скажем, о своем детстве вы что-то помните?

– Хорошая подача, – одобрил Страхов. – Вы молодец. Но этого недостаточно.

– Почему это? – моментально ощетинилась я. – Для чего недостаточно?

– Для того, чтобы ваша мечта сбылась. Видите, Василиса? Иногда это бывает очень непросто – говорить людям то, что я знаю и вижу. Вы – самый обычный, посредственный журналист, и лучше бы вы выбрали другое направление в жизни. Но разве я порадую вас таким комментарием? Самое обидное – крайне редко случается, чтобы такие откровения люди употребили себе во благо. – Ярослав сделал паузу, разлил нам по чашкам ароматный оранжевый чай. – О детстве я мало помню, можно сказать, ничего. Я помню отдельные вещи о себе, но не имею никакой возможности их проверить. К примеру, помню свой год рождения, но не помню числа.

– И какой это год? – я решила спустить на тормозах его выпад про посредственного журналиста. Много он понимает в журналистике! Ему что, мой красный диплом показать?

– В прошлом году мне исполнилось 33 года, если только мое ощущение правильное. Знаете, это достаточно неприятное чувство – эдакое белое пятно по всей поверхности глобуса. Раньше я постоянно пытался что-то вспомнить, начинал нервничать, злиться. Но не мог – даже не знаю, откуда я родом. Вижу улицу, но такая улица может быть в любом городе. Как улица Строителей из фильма. О, фильм помню, хотя не помню, когда и с кем его смотрел.

– Значит, вы тоже не из Москвы? – поинтересовалась я.

– Может, нет, может, и да. В этом-то и ужас моего положения. Я как бы повис в воздухе. Никакой опоры. Вижу все про других, иногда даже слышу голоса их покойных предков. Но может быть, я каждый день хожу мимо собственной матери и не могу ее узнать!

– Но она-то ведь вас узнала бы! – возразила я. – Сколько лет уже прошло?

– Много, – задумчиво протянул он. И замолчал, помешивая чай, в который не клал сахара. – Знаете, возможно, вы правы. За столько лет меня бы кто-то увидел. В милиции есть мои данные. Но ведь тогда получается, что у меня никого нет. Но я не хочу допускать такую вероятность. Мне нравится думать, что меня когда-нибудь найдут.

– А меня уже никто не найдет, – сказала я очень тихо.

– Я знаю, видел, – грустно кивнул Страхов. – Ваша мама.

– Что это значит, что именно вы видели? – взволновалась я. – Как вообще это работает? Вы правда можете ее увидеть? Прямо сейчас? Вы можете ей что-то сказать?

– Вы родились на рассвете? В первой половине дня? – как водится, на самом интересном месте Страхов замолкал и отвечал вопросом на вопрос. Я начала злиться. Конечно, он тебе не скажет. А если бы сказал, разве ты бы поверила? В то, что он общается с твоей покойной матерью, которую ты так редко навещала при ее жизни?

– Мама родила меня в одиннадцать утра, – ответила я скорее злобно. – Какое это имеет значение? Я не верю в гороскопы, там всегда одна вода и ерунда.

– А во что вы верите, Василиса? – заинтересовался Страхов. – Расскажите мне об этом.

– Я не знаю, во что я верю, – вздохнула я.

– Люди – забавные создания. Чаще всего они верят в то, во что им удобно верить в данный момент. Или в то, что кажется им самым важным. Значит, вы стремитесь к успеху. А в чем он выражается? – продолжал пытать меня Ярослав.

– Ну, это достижение определенных… м-м-м, – я хотела сказать, успехов, но поняла, что получится полная ерунда. Успех – достижение успеха.

– Но вы, конечно же, верите в любовь, – то ли спросил, то ли заявил он. Повисла пауза. Я подумала про Пашку, который сейчас штурмует здание суда, чтобы позже состряпать статью про шумное дело об избиении велосипедистки одной из наших дутых московских звезд. Любовь? Могу ли я сказать, что верю в любовь? Конечно, ведь у меня есть Пашка.

– Пожалуй, нет. Не в том смысле, в котором обычно в нее верят девушки, – заявила я. – Не верю в любовь с первого взгляда. Не верю в судьбу и не верю в то, что любовь может длиться вечно, – я замолчала и посмотрела на Страхова. Он смотрел на меня теперь с неподдельным интересом.

– Все девушки верят в любовь, а вы, значит, нет. Но верите в успех, который для вас значит достижение определенных… м-м-м? – Страхов откровенно смеялся надо мной.

– Я хочу состояться в жизни. Что в этом плохого?

– Это я понял, – кивнул он. – Но это ведь не может сделать вас счастливой. А вы же не слишком-то счастливы, да? Василиса, я не знаю, как вам это объяснить, но вы сейчас определенно находитесь вне потока. Как бы не на своем месте. Я вижу это, потому что вы тоже как бы висите в воздухе, у вас нет опоры, понимаете?

– Вы и это видите? – вытаращилась я, но он проигнорировал мой вопрос.

– Вокруг вас образуется определенное поле, пустота. Такие вещи я вижу, когда прохожу мимо бездомных людей. Вы не бездомная, нет. Но определенно какая-то потерянная, – Страхов говорил прищурившись и сканируя меня. Потом остановился и как ни в чем не бывало потянулся к пирожному. Бездомная? Ярослав никак не мог знать, что я живу в этой мерзкой коммуналке, в которой чувствую себя именно бездомной. Я живу в ней всего пару дней! Да что там, он вообще ничего обо мне не знает. И все же знает слишком много. Абсурдно много.

– Значит, все началось, когда умерла ваша мама. Но что же именно стало происходить?

– Хватит, – прошептала я. – Я больше не могу. Как вы это делаете?

– Правильный вопрос – что должны сделать вы, верно? – Голос Страхова стал тише, глубже и словно проходил сквозь вату. – Где ваш отец?

– У меня нет отца, – одними губами прошептала я. Он взял мои ладони в свои руки и ласково улыбнулся.

– Отец есть у всех. Если вы его не знаете, это не значит, что его нет, верно? Просто ваш отец – он не связан с вами по-настоящему. Ваша мать его отделила от вас. А теперь, когда ее нет… Что вы о нем знаете?