Книга С жизнью наедине - Кристин Ханна

— Вам надо поскорее обустроить огород, — сказала Тельма, когда мужчины отошли к бочкам, в которых горел огонь, и принялись по очереди прикладываться к бутылке. — Климат здесь капризный. Бывает так, что в июне еще весна, в июле лето, в августе осень, а все остальное — зима.

Тельма отвела Кору и Лени на большой огород. От животных грядки защищала ограда из обвисших рыбацких сетей, привязанных к железным прутьям.

Овощи еще не созрели, кое-где из черных земляных холмиков торчали еле заметные пучки зелени. У самых сетей, вперемешку с кучками тухлой рыбы, яичной скорлупы и кофейной гущи, валялись комки какой-то дряни, похожей на водоросли.

— Вы умеете выращивать овощи? — спросила Тельма.

— Ну, спелую дыню от неспелой отличить сумею, — ответила мама.

— Ничего, я вас научу. Лето здесь короткое, так что сидеть сложа руки некогда. — Тельма взяла стоявшее на земле помятое железное ведро. — У меня осталась картошка и лук, я вам дам. Вы еще успеете их посадить. И еще я вам дам морковной рассады. И цыплят.

— Ну что вы, не стоит…

— Поверьте, Кора, вы понятия не имеете, какая долгая тут зима и как быстро она наступит. Мужчинам-то ладно, многие уедут работать на новый нефтепровод. А мы с вами, матери, останемся дома, и нам надо позаботиться о том, чтобы дети были живы и здоровы. Это не так-то просто, но вместе мы справимся. Мы всегда и во всем друг другу помогаем. Выручаем друг друга. Завтра я научу вас коптить лосося. Пора уже делать припасы на зиму, набивать погребок.

— Вы меня пугаете, — ответила мама.

Тельма коснулась ее руки:

— Мы сюда приехали из Канзас-Сити. Мама только и делала, что плакала. На вторую зиму ее не стало. Думаю, она сама себя уморила. Не вынесла холода и темноты. Женщина в этих краях должна быть закаленной, как железо. Нам тут рассчитывать не на кого — кроме нас, детей никто не спасет. Без воли к жизни здесь никуда. А еще нужно быстро всему учиться. На Аляске ошибаются один раз. Только один. Потому что второй станет последним.

— Как-то мы ко всему этому не готовы, — призналась мама. — Наверно, зря мы сюда приехали.

— Ничего, я вам помогу, — успокоила ее Тельма. — Мы все вам поможем.

Пять

Бесконечный световой день перевел внутренние часы Лени, и ей казалось, что она не поспевает за Вселенной, словно само время, единственное, что до сих пор не подводило, на Аляске текло иначе. Она ложилась засветло и просыпалась тоже засветло.

Наступило утро понедельника.

Лени стояла у окна гостиной, стараясь разглядеть в натертом до блеска стекле собственное отражение. Без толку. Слишком ярко.

Она видела лишь свой призрак, но знала, что выглядит не ахти, даже для Аляски.

Во-первых, как всегда, волосы. Длинные, непослушные, рыжие. Кожа молочно-белая, как у всех рыжих, вдобавок на носу россыпь веснушек, похожих на красные перчинки. Глаза, правда, красивые, цвета морской волны, — жаль, шоколадные ресницы подкачали.

Сзади подошла мама и положила Лени руки на плечи.

— Ты у меня красавица и в этой новой школе наверняка с кем-нибудь подружишься.

Лени хотелось верить привычным маминым утешениям, но разве же это правда? Сколько она уже сменила школ, и нигде толком не вписалась. С первого же дня всегда что-то было не так — ее волосы, одежда, обувь. Уж где-где, а в средней школе всегда встречают по одежке. Лени в этом убедилась на собственном горьком опыте. Тринадцатилетние девчонки — самые суровые критики моды, они не прощают ошибок.

— Да я там, наверно, буду единственной девчонкой на всю школу, — Лени тяжело вздохнула. Что проку надеяться на лучшее, разбитые надежды ранят слишком больно.

— Ты там будешь первая красавица. — Кора с нежностью заправила ей волосы за ухо, и Лени почувствовала: что бы ни случилось, у нее всегда есть мама. Она не одна.

Дверь домика распахнулась, и повеяло холодом. Вошел папа с парой дохлых уток. Сломанные шеи их бессильно свисали, клювы били папу по ноге. Папа поставил ружье на стойку у двери и положил добычу на деревянный стол возле умывальника.

— Мы с Тедом до рассвета ходили в его засаду. Так что сегодня у нас на ужин утка. — Папа шагнул к маме и чмокнул ее в шею.

Мама отпихнула его и рассмеялась:

— Кофе хочешь?

Кора отошла к кухонному закутку, и папа повернулся к Лени:

— Ты чего такая грустная, в школу не хочешь?

— Нормальная.

— Да ладно, знаю я, в чем дело, — не поверил папа.

— Вряд ли, — мрачно возразила Лени. На душе у нее было тяжело.

— Дай-ка угадаю. — Папа театрально нахмурился и скрылся в спальне. Вскоре вернулся с черным мусорным пакетом и поставил его на стол. — Может, это поднимет тебе настроение.

Ну да. Только мусора ей сейчас не хватало.

— А ты открой, — сказал папа.

Лени неохотно разорвала пакет.

Внутри лежали черные расклешенные джинсы в ржавую полоску и пушистый бежевый свитер, который выглядел так, словно вязали его на здорового мужика, но от стирок свитер сел.

О господи.

Лени, конечно, модницей не назовешь, но это же мальчишечьи джинсы, а уж свитер… да такие сто лет никто не носит!

Лени и мама переглянулись. Обе прекрасно понимали, что папа очень старался. И облажался. Надень она такое в Сиэтле — проще застрелиться.

— Лени? — У папы огорченно вытянулось лицо.

Лени выдавила улыбку:

— Очень красиво, пап, спасибо.

Папа вздохнул:

— Вот и хорошо. Я все корзины перерыл, пока нашел.

Армия спасения. Так он, значит, заранее все придумал, еще когда они были в Хомере. Теперь эти уродливые вещи казались Лени почти красивыми.

— Примерь, — попросил папа.

Лени ушла в спальню родителей и переоделась.

Свитер был откровенно мал, а шерсть такая плотная, что руку не согнешь.

— Шикарно выглядишь, — сказала мама.

Лени попыталась улыбнуться.

Мама шагнула к ней и протянула железную коробку для завтраков. На ней был нарисован Винни-Пух.

— Тельма подумала, тебе понравится.

Вот теперь ее в школе точно засмеют, и ничего тут не поделать.

— Ну что, пап, поехали, — сказала Лени. — Не хочу опаздывать.

Мама крепко ее обняла и прошептала:

— Удачи.

Лени уселась на пассажирское сиденье «фольксвагена», и они покатили по ухабистой дороге, свернули к городку, выехали на главную дорогу, грохоча, миновали поле, которое считалось аэродромом. У моста Лени крикнула: