Книга Тайны русской дипломатии - Борис Сопельняк

ПУБЛИЧНАЯ КАЗНЬ ЦАРСКОГО ЛЮБИМЦА

Кто сейчас не знает гениально сформулированной поэтом истины, выраженной всего одной строкой: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!» Но тогда, в XVI веке, этих слов еще не знали, а не менее мудрой пословице «Подальше от царей — головушка целей!» особого значения не придавали и делали все возможное и невозможное, чтобы добиться благорасположения царя. Добился его и первый руководитель созданного в 1549 году Посольского приказа — сперва подьячий, а потом дьяк Иван Михайлович Висковатый.

По свидетельству современников, Иван Грозный любил его, «как самого себя», доверял ему самые тайные и самые секретные дела. Висковатый ведал перепиской царя и Боярской думы с иностранными послами, решал вопросы, связанные с представлением царю вновь прибывающих в Москву дипломатов, занимался формированием российских посольств за границей. А какой он создал архив! Раньше рукописные своды и государственные бумаги московских и удельных князей валялись где придется, а Висковатый собрал их воедино, дополнив «ларцы текущей документации» важнейшими посланиями от королей, ханов и беков. Послы иностранных держав, которым довелось с ним общаться, единодушно считали Висковатого «ничему не учившимся московитом, подобного которому не было равных в то время в Москве».

Чего стоит хотя бы дипломатический поединок Висковатого с английским посланником Ричардом Ченслором. Англичане во что бы то ни стало хотели получить так называемую льготную грамоту, которая давала неограниченные привилегии в торговле. Этого же хотели датчане, шведы и французы. Висковатый организовал то, что теперь называется утечкой информации, и до Ченслора дошел слух, что его конкуренты за льготную грамоту готовы заплатить аналогичными льготами для русских купцов. На самом деле ничего подобного и в помине не было. Но Ченслор хорошо помнил, что в свое время Висковатый намекал на то, что государь может пойти навстречу англичанам лишь в том случае, если англичане пойдут навстречу русским.

Льготная грамота английским предпринимателям, купцам и коммерсантам нужна была позарез. О том, чтобы она досталась шведам, а тем более французам, не могло быть и речи: за такое головотяпство можно угодить и в Тауэр — это Ченслор понимал прекрасно. И вот как-то утром, повздыхав и покряхтев, он отправился к Висковатому и заявил, что Англия согласна предоставить русским купцам те же льготы, какие Россия предоставит англичанам. На том и ударили по рукам! Правда, в последний момент Висковатый выполнил еще одно тайное задание царя. В те годы Россия испытывала хронический недостаток в квалифицированных медиках, художниках, ремесленниках и рудознатцах, своих просто не было, а неприязненно настроенные соседи собственных мастеров в Россию не выпускали. И тогда Висковатый, разыграв спектакль о широте русской души, сказал, что раз уж в стране будут беспошлинно торговать английские купцы, то пусть, была не была, так же свободно в Россию приезжают английские медики, ремесленники и рудознатцы.

А помогать им в этом будет Осип Непея, которого государь повелел направить русским послом в Лондоне. Ченслор согласился и с этим…

Мудрым политиком и дальновидным дипломатом проявил себя Иван Михайлович и во время Ливонской войны, которая с переменным успехом шла двадцать пять лет. В те годы Россия активно рвалась к Балтийскому морю, а Швеция, Польша, Ливония и Дания ее туда не пускали. В самый ответственный момент, когда русские войска заняли несколько прибалтийских крепостей, но вряд ли могли их удержать, Висковатый нанес неожиданный удар по блоку четырех держав: он помчался в Данию и заключил с ней союзный договор, потом — в Швецию, откуда привез перемирие на двадцать лет.

Пока Висковатый мотался по дальнему зарубежью, в Москве, видимо, не без молчаливого согласия царя стала поднимать голову партия политических противников руководителя Посольского приказа во главе с Алексеем Адашевым, который имел чин окольничего и пользовался особым доверием царя. Все помнили, что сказал ему Иван Грозный при пожаловании этого высокого чина. «Алексей, — молвил тогда во всеуслышание царь, — взял я тебя из нищих и из самых молодых людей. Слышал я о твоих добрых делах и теперь взыскал тебя выше меры твоей ради помощи душе моей. Хотя твоего желания и нет на это, но я тебя пожелал, и не одного тебя, но и других таких же, кто б печаль мою утолил и на людей, врученных мне Богом, призрел. Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных, и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных, но все рассматривай внимательно и приноси к нам истину, боясь суда Божия».

Так вот Адашев и его сторонники были не «западниками», а, если так можно выразиться, «южанами», иначе говоря, они считали, что Балтика России ни к чему и пробиваться надо к теплому Черному морю, объявив войну крымскому хану и турецкому султану. Придворная знать была на стороне Висковатого, служилое дворянство поддерживало Адашева. Разрешить этот спор мог только царь, но он вмешиваться не торопился.

Кто знает, чем бы все это закончилось, если бы Висковатый не ввязался в чисто теоретический церковный диспут. Дело в том, что один из религиозных мыслителей того времени Матвей Башкин стал отрицать божественное происхождение Христа. В своей неслыханной ереси он пошел еще дальше, утверждая, что все церковные книги, за исключением Нового Завета, не что иное, как баснословие. Самое странное, Иван Грозный не отправил Башкина на плаху, а разрешил провести открытый диспут, в котором бы мог высказаться не только сам Матвей, но и его противники. Самым ярым противником был Висковатый. В диспуте он победил, но Ивану Грозному это почему-то не понравилось.

По воле царя Ивана Михайловича на три года отлучили от церкви. В первый год ему предписывалось стоять около храма и просить православных помолиться за него, грешного. Во второй — разрешалось входить в церковь, но только для прослушивания Священного Писания. На третьем году можно было не только входить в церковь, но и молиться, при этом ни с кем не общаясь и ни с кем не разговаривая.

Отдел в Посольском приказе Ивана Михайловича, само собой, отстранили и должности лишили. Но в покое Иван Грозный его не оставил. Задним числом Висковатого обвинили в попытке заговора с целью сдать Новгород и Псков полякам, а заодно в изменнических сношениях с турецким султаном и крымским ханом, дабы отдать им Астрахань и Казань.

25 июля 1570 года опричники привели на Болотную площадь, которую еще называли Поганой лужей, около ста едва держащихся на ногах дьяков, подьячих и других сановников, приговоренных царем к смерти. Первым в списке был Иван Михайлович Висковатый, человек, которого, как все знали, Иван Грозный любил, как самого себя, и потому надеялись, что в последний момент царь его помилует. Висковатому предложили публично признать себя виновным в преступном заговоре, покаяться и просить о помиловании. Но Иван Михайлович отрицательно покачал головой и крикнул на всю заполненную опричниками площадь: «Будьте прокляты, кровопийцы, вместе с вашим царем!»

Тогда палачи разожгли огромный костер, повесили над ним чан с водой и соорудили распятие. Иван Грозный махнул рукой, и кнутобойцы приступили к делу. Сперва они Висковатого зверски, до живого мяса, выпороли. Потом распяли на кресте из бревен. А затем, еще живого, расчленили на куски и бросили в кипящую воду.