Книга История Французской революции - Франсуа Минье

Глава I

С пятого мая 1789 г. по ночь четвертого августа

Открытие Генеральных штатов. — Мнение о Генеральных штатах двора, министерства, различных государственных сословий. — Проверка полномочий. — Вопрос о вотировании посословно или поголовно. — Сословие общин преобразуется в Национальное собрание. — Двор запирает зал заседаний; клятва в зале Jeu de Pommes. — Большинство духовного сословия присоединяется к общинам. — Королевское заседание 23 нюня; его бесполезность. — Проект двора; события 12, 13 и 15 июля: отставка Неккера; восстание Парижа; образование Национальной гвардии; осада и взятие Бастилии. — Последствия 14 июля. — Декреты ночи на 4 августа. — Характер происшедшей революции.

Открытие Генеральных штатов было назначено на 5 мая 1789 г. Открытию этому накануне предшествовало религиозное торжество. Король, его семейство, министры и депутаты всех трех сословий торжественной процессией двинулись из собора Парижской Богоматери в церковь Людовика Святого, чтобы отстоять здесь напутственную обедню. Возобновление этого народного торжества, которого Франция была лишена в течение столь долгого времени, было встречено с восторгом. День приобрел характер праздника. Громадная толпа стекалась в Версаль со всех сторон; погода стояла великолепная; пышность украшений не оставляла желать лучшего. Всех присутствующих воодушевляли звуки музыки, добродушная и довольная наружность короля, приветливость и благородная красота королевы, а более всего надежда на исполнение общих желаний. С другой стороны, однако, с большим прискорбием отмечались все тот же этикет, те же костюмы и те же сословные разделения, что были и на собрании 1614 г. Первое место занимало духовенство в рясах, мантиях и четырехугольных шляпах или в фиолетовой одежде и стихирях. За духовенством шло дворянство в черной, шитой золотом, одежде, с кружевными жабо и в шляпах с белыми перьями à la Генрих IV. Сзади всех следовало, наконец, скромное третье сословие, все в черном, в коротких плащах, в кисейных жабо и в шляпах без перьев и без петлиц. В церкви все три сословия заняли места все в том же порядке.

На другой день в зале для Малых забав (des Menus plaisirs) состоялось в присутствии короля заседание. Амфитеатром расположенные трибуны были наполнены зрителями. Депутатов призвали и ввели согласно порядку, установленному в 1614 г. Духовенство было помещено направо, дворянство налево, общины против трона, поставленного в глубине зала. Горячими рукоплесканиями были встречены депутаты от Дофине, от Крепи в Валуа (между ними находился герцог Орлеанский) и от Прованса. Неккер при входе стал также предметом восторженных приветствий. Общественный голос приветствовал всех тех, кто так или иначе содействовал созванию Генеральных штатов. Лишь только депутаты и министры заняли свои места в зале, вошел король в сопровождении королевы, принцев и блестящей свиты. Выход короля был встречен восторженными аплодисментами. Людовик сел на трон; как только он надел шляпу, его примеру последовали все три сословия. Общины, в противность тому, что соблюдалось при прежних Генеральных штатах, в этом отношении нисколько не задумались последовать примеру духовенства и дворянства; очевидно, прошло то время, когда третье сословие должно было все время во время заседаний оставаться с непокрытой головой и говорить не иначе как на коленях. Все в полном молчании ожидали речи короля, всем хотелось поскорее узнать, каковы истинные намерения правительства касательно Генеральных штатов. Пожелает ли оно приравнять настоящее собрание к прежним, или же предоставит ему ту роль, которую для него указывают нужды государства и величие переживаемой минуты.

„Господа, — сказал с заметным волнением король, — день, которого я желал всем моим сердцем, наконец, наступил, и я вижу себя окруженным представителями нации, управлять которой я считаю за особую честь. С последнего созыва Генеральных штатов прошло много времени; казалось, самый созыв этих Штатов вышел уже из обычая, но я не колебался восстановить его, ибо считаю, что из него государство может извлечь новую силу и в нем может быть новый источник благоденствия нации“. За этими первыми словами, обещавшими так много, последовали только общие объяснения о долгах и обещания сократить расходы. Король, вместо того, чтобы благоразумно начертать Штатам тот путь, по которому им следовало идти, ограничился приглашением сословий работать во взаимном согласии. Он говорил о нужде в деньгах и о своей боязни нововведений и жаловался на тревожное состояние умов, не предлагая, однако, никаких мер к их успокоению. Несмотря на это, ему сильно аплодировали, когда в конце своей речи он произнес следующие слова, прекрасно обрисовывавшие его намерения: „Вы можете, вы должны ожидать от меня всего того, что можно требовать от человека, наиболее чуткого к общественному благу, от государя, первого друга своих подданных. Пусть, господа, в вашем собрании царит счастливое согласие, пусть настоящая минута будет навсегда памятна для счастья и благоденствия государства. Таково желание моего сердца, таково самое мое горячее желание; это та награда, которую я ожидаю за честность моих намерений и за любовь мою к моему народу!“

Затем слово было дано хранителю государственной печати Барантену[14]; его речь явилась целой диссертацией о Генеральных штатах и благодеяниях короля. После длинного вступления он перешел, наконец, к вопросам дня. „Его Величество, — сказал он, — предоставив двойное представительство наиболее многочисленному из трех сословий, тому сословию, которое несет главную тяготу налогов, нисколько не изменил формы прежних совещаний. Хотя поголовная подача голосов, приводящая к одному общему результату, по-видимому, имеет преимущество более рельефно выражать общие желания, королю угодно, чтобы этот новый порядок мог быть введен только со свободного согласия всех государственных сословий и с одобрения Его Величества. Но каковы бы ни были мнения по этому вопросу, какое бы ни было усмотрено различие между предметами, подлежащими обсуждению собрания, не следует сомневаться, что полное согласие соединит все сословия в вопросе о налоге“. Правительство было не прочь применять поголовное голосование в вопросах финансовых, ибо оно вело быстрее к цели, но в вопросах политики оно склонялось в пользу вотирования по сословиям, ибо такое голосование представляло верное средство помешать нововведениям. Правительство при помощи этих средств полагало достигнуть своей истинной цели, получения субсидий, и думало в то же время помешать народу достичь нужных для него реформ. То, каким образом хранитель печати определил круг занятий Генеральных штатов, не оставило никаких сомнений в истинных намерениях правительства. Круг занятий был сведен почти исключительно к рассмотрению налога, и притом с непременной целью его вотировать, к выработке ограничительного закона о печати и пересмотру гражданского и уголовного законодательства. Все остальные преобразования хранителем печати были осуждены заранее, и речь свою он закончил следующим образом: „Справедливые желания удовлетворены, король не послушался нескромных нашептываний; он снисходительно забыл о них; он простил даже и те преувеличенные и ложные мнения, опираясь на которые, некоторые желают неизменные начала монархии заменить пагубными химерами. Вы, господа, несомненно, с негодованием отбросите те опасные нововведения, которые враги общественного блага стараются приплести к благотворным и необходимым реформам, тем реформам, что принесут с собой обновление, составляющее наибольшее желание Его Величества“.