Книга Страсти по революции. Нравы в российской историографии в век информации - Борис Миронов

Почему представители духовенства в ряде случаев ниже крестьян? — интересуется Л.В. Волков. В моей книге на этот вопрос трижды дается четкий ответ: «Штатное духовенство и чиновничество в армию не призывались. Поэтому мы располагаем сведениями о росте немногочисленных и деклассированных представителей привилегированных групп».

К сожалению, на резонные вопросы Г. Фриза (как составлялись выборки, применялась ли случайная, основанная на таблице случайных чисел или пропорциональная выборка) в книге не дано ответа. Для XVIII — первой половины XIX в. и конца XIX — начала XX в. из-за малочисленности сведений учтены все обнаруженные формулярные списки новобранцев. Собранные индивидуальные данные — это стихийно сохранившаяся выборка. Для мужчин, родившихся в 1852–1892 гг., использованы суммарные данные о всех новобранцах, что обеспечивает их репрезентативность.

3. Теория модернизации и модернизация России

13 из 16 участников дискуссии так или иначе затронули проблему модернизации. Поставлено три вопроса: специфика российской модернизации, критерии ее успешности и почему в России модернизация привела к революции.

В «Социальной истории России» я показал: процесс модернизации в период империи проходил по европейскому эталону. Согласно ему, существенные признаки модернизма состоят в следующем: (1) возникновение современной личности, которая воспринимает изменения как норму, гражданские и политические права — как атрибут человека, рыночную экономику и частную собственность — как необходимые условия, обеспечивающие нормальное функционирование общества и государства на основе разума и науки; (2) утверждение светской системы ценностей; (3) малая демократическая семья; (4) индустриальный и урбанистический образ жизни; (5) гражданское общество; (6) правовое государство; (7) полная централизация и интеграция политической, экономической и культурной сфер общества на единых основаниях: верховенстве закона, открытости, гласности, публичности и конкуренции; (8) рыночная экономика, основанная на конкуренции и частной собственности; (9) складывание нации не только на основе языка, религии, культуры и территории, но и как совокупности людей, объединенных согласно их воле, идентифицирующих себя с целым и осознающих свое единство. Этот нормальный исторический маршрут все же отличался особенностями, не носившими принципиальный характер: в российском обществе в течение XVIII — начала XX в. росла социальная и культурная фрагментация; социальные изменения происходили сравнительно с другими европейскими странами асинхронно; степень охвата России новыми социальными, экономическими, культурными и политическими процессами была меньше. Своеобразие обусловливалось поздним вступлением России в процесс модернизации, непрерывной колонизацией и асимметричной европеизацией различных социальных групп и этносов. К 1917 г. российское общество не соответствовало в полной мере ни одному из перечисленных критериев современного общества. Мне очень приятно констатировать: с этой оценкой согласился ведущий эксперт по проблемам модернизации в современной российской историографии И.В. Побережников. Он обоснованно назвал российский вариант развития фигурационной модернизацией, поскольку он совмещает внутренние ритмы развития и трансформации под воздействием западноевропейских стран.

Следуя классикам теории модернизации, в качестве главного критерия ее успешности я принимаю улучшение условий жизни. Поскольку российская модернизация привела к росту благосостояния населения, ее следует признать успешной, несмотря на все издержки. Почему же успешная в целом модернизация прервалась революцией? В модернизации, даже успешной, заключено множество подводных камней, проблем и опасностей для социума. Модернизация требует больших издержек и даже жертв, что ведет к лишениям и испытаниям для отдельных сегментов населения и не приносит равномерного благополучия сразу и всем. Процесс не всегда устойчив, чреват сбоями и откатами назад. «Осовременивание» различных сфер общественного организма осуществляется асинхронно, порой одних за счет других, приводя к противоречиям, напряженности, несоответствиям между ними. В ходе модернизации возникает дисгармония между культурными, политическими и экономическими ценностями и приоритетами, разделяемыми разными социальными группами. В многоэтнических странах модернизация способствует обострению национального вопроса. Все это имеет одно почти фатальное следствие — увеличение социальной напряженности и конфликтности в обществе. Причем, как ни парадоксально, чем быстрее и успешнее идет модернизация, тем, как правило, выше конфликтность. Например, существует прямая связь между быстрым экономическим ростом и политической нестабильностью. Революции с наибольшей вероятностью вспыхивают после продолжительного периода социальных и экономических улучшений, за которым следует период резкого ухудшения условий жизни. Переход от абсолютизма к конституционной государственности может быть мирным, если старая правящая элита поддерживает и реализует на практике модернистский проект, или насильственным, революционным, если она упорно цепляется за прошлое, не изменяется, не сотрудничает и не идет на компромисс с контрэлитой.

Россия не стала исключением. Модернизация протекала неравномерно, в различной степени охватывая экономические, социальные, этнические, территориальные сегменты общества, город больше, чем деревню, промышленность больше, чем сельское хозяйство. Наблюдались побочные разрушительные последствия в форме роста социальной напряженности, девиантности, насилия, преступности и т.д. На этой основе возникали серьезные противоречия и конфликты между отраслями производства, социальными слоями, территориальными и национальными сообществами. «Рост экономики мог стать дестабилизирующим фактором даже в большей степени, чем стагнация, так как мог вызвать изменения в ожиданиях, образцах потребления, социальных отношениях и политической культуре, которые подрывали традиционные устои старого режима», — справедливо указывает Фриз. «Если бедность плодит голодных, то улучшения вызывают более высокие ожидания», — напоминает нам Я. Коцонис максиму А. Токвиля из его сочинения об истоках Французской революции. Военные трудности после длительного периода повышения благосостояния также послужили важным фактором революции.

Таким образом, именно высокие темпы и успехи модернизации создавали новые противоречия, порождали новые проблемы, вызывали временные и локальные кризисы, которые при неблагоприятных обстоятельствах перерастали в большие, а при благоприятных могли бы благополучно разрешиться. Революции на фоне бесспорных успехов модернизации — один из главных и принципиальных выводов книги. Он подтверждает адекватность теории модернизации при объяснении как истории России в период империи, так и происхождения русских революций. Такие же в принципе последствия модернизации наблюдались и в других странах.

В целом я вижу консенсус между дискуссантами в объяснении того, почему в России модернизация привела к революции. Все отметили побочные негативные эффекты модернизации, но не все связали их с революцией, рассматривая их только как аргументы против моего положения об успешности модернизации. Как видим, на самом деле противоречия нет. Общество, находящееся в процессе трансформации от традиционализма к современности, является хрупкой структурой вследствие болезненности перестройки и роста напряженности и конфликтности. Серьезные испытания переносятся с трудом и при перенапряжении сил возможна революция как откат в прошлое или как прыжок в будущее. Таким невыносимым испытанием и стала Первая мировая война — к этому все более склоняются как российские, так и зарубежные ученые.