Книга Ускользающий мир - Марина Ефиминюк

– Добрый вечер! – обворожительно улыбнулся Люкка.

На нем был светло-бежевый джемпер из тончайшего кашемира. На запястье, опутанном тонким шнурком, болтался круглый медальон.

– Привет, – буркнула я недовольно, поправляя сдернутый ремешок на босоножке, и тут заметила внимательный взгляд Люкки, с полуулыбкой изучавшего мою тонкую бледную лодыжку.

Я кашлянула, поспешно опустив ногу, и почувствовала себя крайне неуютно.

– Я купил твоей матери цветы, – кивнул он, нажимая на кнопку зажигания.

Автомобиль довольно заурчал.

На заднем сиденье величаво возлежал огромный букет роз с темно-бордовыми тугими бутонами, испещренными тонкими розоватыми жилками, похожими на вены. В салоне действительно сильно пахло цветами.

– Очень галантно, – поперхнулась я, представляя довольное мамино лицо, неподвижное от уколов «сыворотки вечной молодости», а потом призналась: – Никогда таких роз не видела.

Весь путь до дома родителей мы провели в напряженном молчании. Люкка несся как сумасшедший, а я только втягивала голову в плечи, когда слышала визгливые сигналы очередного подрезанного автомобиля. Не спуская взгляда с дороги, я нащупала ремень безопасности и поспешно пристегнулась, сильно пожалев, что не договорилась встретиться со своим визави где-нибудь на нейтральной территории поближе к родным пенатам. Нога сама собой искала педаль тормоза и даже периодически пыталась надавить на воздух.

Когда мама открыла дверь, то выражение ее лица превзошло мои даже самые смелые ожидания. От шока, перемешенного с недоверием, у мамаши ожили все мышцы лица, напрочь убитые ботоксом.

– Женечка?! – только и смогла пролепетать она, вперив взгляд в чуть усмехавшегося Люкку.

С первых слов того памятного телефонного разговора она заявила, что мой знакомый в набедренной повязке – это развлечение на одну ночь. Посему мама поняла, что я встала на такую скользкую дорожку, по которой можно двигаться только стремительно вниз и только на горных лыжах. Далее по тексту шли отсутствие ответственности, лень и безразличие. В глубине души я прекрасно понимала, что мама права по всем пунктам, а потому мне становилось особенно стыдно и паршиво.

– Привет! – буркнула я.

Надо отдать должное, Люкка прекрасно исполнял роль моего возлюбленного.

– Маргарита Федоровна? – Он прямо с порога пихнул в руки мамаше такой огромный букет, что та едва не уронила цветы, и, положив горячие ладони мне на плечи, подтолкнул в светлую прихожую с высокими потолками и хрустальной люстрой с сотней прозрачных висюлек.

– Как только… – Он запнулся и после паузы, словно раздумывая, как назвать меня, продолжил: – Ева попросила меня приехать, я сорвался с работы и вернулся в город.

Имя Ева звучало так же пошло, как Женечка. Наверное, мое лицо вытянулось сильнее, чем у мамаши.

Врал он, надо признать, вдохновенно. Я стояла как последняя дура, натянуто улыбалась и следила за тем, как мама меняется, словно выбирая линию поведения и останавливаясь на нежном снисходительном отношении умудренной жизнью дамы. Похоже, бархатный голос и внешняя красота Люкки покорили ее, как в шестьдесят первом году первая советская ракета космос.

– Я и не думал, что наша неожиданная встреча может как-то вас с Олегом Германовичем расстроить. – Люкка пожал пухлую папину руку, испачканную в чернилах.

Отец не признавал компьютеры и писал свои разгромные рецензии только от руки, после чего мама, нацепив на нос очки, перепечатывала их двумя пальцами на старой печатной машинке.

– Расстроить? – Мамаша округлила глаза. – Да что вы! Мы с Олегом Германовичем просто немного, – она судорожно подбирала подходящее слово, – удивились.

– Она сказала, что закроет меня дома до конца моей жизни и отнимет кредитку, – без зазрения совести громко пожаловалась я Люкке, как будто тот мог быстренько переубедить родителей не предпринимать подобные решительные меры.

Ужин, как ни странно, прошел гладко. Люкка с чарующей улыбкой отвечал на все мамашины вопросы, незаметно и виртуозно перемешивал тонкий коктейль лжи, что все звучало сущей правдой. Я так врать не умела. Господи, даже от малейшей неправды у меня отнимался язык, и слова превращались в нечленораздельный лепет.

– А вы живете в городе? – обстреливала мама вопросами.

– Я все больше в разъездах, – улыбнулся мой гость, положив в рот крошечный кусочек мяса.

И тут же запил съеденное водой, по-прежнему сохраняя на лице вежливое выражение. Когда я попробовала отбивную, она оказалась нашпигованной жгучим перцем.

– Путешествуете?

– В некотором роде, – снова кивнул Люкка.

– А чем вы занимаетесь? Я имею в виду работу, – не унималась мамаша.

Я чувствовала, что мне кусок не лез в горло. Папаша накачивался под шумок коньяком, а я боролось с позорным желанием схватить бутыль и выхлебать алкоголь прямо из горла, чтобы хотя бы чуть-чуть расслабиться.

– Я занимаюсь перевозками, – отозвался мужчина туманно.

– О у вас свое дело? – просияла мама от собственной догадки и пригубила вина, стрельнув в Люкку одним из своих очаровательных актерских взглядов.

Ее поведение становилось просто неприличным.

– Скорее я наемный работник.

От прозвучавшего в его словах непонятного подтекста у меня екнуло сердце. Мама недовольно поджала губы, высчитывая про себя уровень зарплаты потенциального жениха и его перспективы карьерного роста. Судя по складке между бровей, перспективы ее не обрадовали.

– Коньячку? – вступил в разговор отец уже не слишком трезвым голосом.

– Пожалуй, нет, – сморщился Люкка, будто ему предложили хлебнуть яблочного уксуса.

На кухне мама без зазрения совести и совершенно откровенно заявила заговорщицким шепотом, стараясь спрятать под густо накрашенными ресницами мечтательный взгляд:

– Он действительно хорош, но, по-моему, слишком взрослый для тебя.

– Мама! – скрипнула я зубами.

– Скажи, сколько ему лет?

Сколько ему лет? Я запаниковала, а потом выпалила наугад:

– Двадцать четыре!

Как удачно соврала, два года – отличная разница в возрасте.

– На самом деле мне двадцать восемь, – услышали мы одновременно бархатный голос, и я заметила, как у мамаши, разрезающей торт, дрогнула рука. – Но Ева, – отчего-то странно уменьшенное имя в его устах звучало до отвращения интимно, – боится, что вы не одобрите ее знакомство со взрослым мужчиной.

На красивой физиономии рисовалось лукавство, и я едва слышно зашипела в его сторону. Не оставалось никаких сомнений, что Люкка слышал каждое слово из наших тайных переговоров. Отвернувшись, я лихорадочно кромсала кружками, призванными называться тонкими, лимон.