Книга Свет мой зеркальце, скажи… - Екатерина Риз

— Что? Смирнова Олимпиада Викторовна. Третье июля 1988 года, родилась в Нижнем Новгороде. Я всё это и так знаю.

Я сглотнула. Паспорт у него отняла, пролистала на страницу, где должен быть штамп о браке, сунула ему под нос.

— Вы мне не муж.

Паспорт у меня снова отняли, а лицо Романа потемнело.

— А вот это, любимая, достойно серьёзного осуждения. А попросту: выдрать бы тебя. — Он потряс документом у меня перед носом. — Кто сделал? Мишка Гроб?

Я моргнула.

— Какой ещё гроб? Я не знаю ничего ни о каких гробах. Мне его в паспортном столе выдали! Вы меня, вообще, слышите? Посмотрите прописку! Я прописана и живу в другом городе!

Мой паспорт полетел на барную стойку и проскользил по полированной поверхности. Я только проводила его беспомощным взглядом. А потом потребовала:

— Покажите мне свой паспорт.

Роман хмыкнул.

— Зачем?

— Хочу своими глазами увидеть. Чтобы убедиться. — Я рукой неопределённо повела. — Хочу увидеть штамп в вашем паспорте. Может… может, вы лапшу мне на уши вешаете, а сами… вор!

— Липа, ты уже начинаешь заговариваться. И меня утомлять.

— Паспорт!

Он сплюнул с досады, отправился в комнату. У двери в гостиную стояла чёрная спортивная сумка, Роман присел перед ней на корточки, из кармана на молнии извлёк паспорт и мне протянул. В глазах откровенная издёвка. Я же со всей серьёзностью взяла у него паспорт, пролистала на нужную страницу. И уставилась… уставилась на чернила штампа. И на своё имя, вписанное туда. 17 апреля этого года. Мне оставалось лишь покачать головой.

— Этого не может быть.

— Вот и я говорю, чтобы ты завязывала с этим спектаклем. — Он поднялся и руку ко мне протянул. — Липа, ну, поругались, с кем не бывает? Но не надо так на меня злиться. — Его ладонь оказалась на моём плече, погладила. Я глаза на неё скосила. Отступила из-под его руки.

— Я с вами не ругалась. Я не знаю, как вам доказать. Я не тот человек. И я убью Ладку… Нет! Я её посажу. Я ведь имею на это право, да? Я могу написать заявление в полицию, пусть её найдут! Я адвоката найму! Самого лучшего!

— У тебя есть деньги на самого лучшего?

— Я найду! — выкрикнула я ему в лицо. — Она меня замуж выдала, это нормально?

— Тише.

— Я сейчас задохнусь от злости, — призналась я.

Роман Евгеньевич смотрел на меня без насмешки, очень серьёзно.

— Я никогда тебя такой не видел.

— Вы, вообще, меня раньше не видели! — выдохнула я ему в лицо. Я его аккуратно обошла, прошла через гостиную и закрыла за собой дверь спальни. Дурацкая круглая кровать раздражала всё больше и больше. Я даже садиться на неё не стала, опустилась на пол и подтянула колени к подбородку. И что теперь делать? На самом деле идти в полицию и писать заявление? На собственную сестру? Сказать им: ищите меня. Такую же блондинистую, такую же голубоглазую, но совсем не такую дуру. А я двадцать семь лет тешила себя надеждой, что я человек, если не умный, то рассудительный и трезвомыслящий. И вот, пожалуйста. Сижу на полу чужой спальни и слёзы по щекам растираю.

— Липа.

Когда он произносил моё имя, у меня сердце болезненно ёкало. Незнакомый, здоровый мужик, который тянет ко мне руки и всё пытается в глаза заглянуть, со странной нежностью, которая, кстати, ему совсем не идёт, лицо в такие моменты становится совершенно простецким. Я только больше нервничать начинаю.

— Что ты ревёшь?

— У меня повод есть. Меня собственная сестра… обманула.

Роман на кровать присел, смотрел на меня, потом предложил:

— Встань с пола.

— Не хочу.

— Сядь рядом со мной.

— Не хочу. Мне не нравится эта кровать. Кто догадался купить круглую кровать?

— Ты.

— Мне бы это в голову не пришло!

— Липа.

Я повернулась к нему.

— Ты понимаешь, что тебя тоже обманули? Понимаешь? Я не знаю, как она это сделала, но она вышла замуж под чужим именем. Это мошенничество! А я тебе не жена.

Он вдруг взял меня за подбородок, вглядывался в моё лицо, в глаза всмотрелся. Высматривал что-то для себя понятное, потом головой покачал, даже усмехнулся.

— Такого не бывает.

— Бывает, — возразила я.

Он кивнул.

— И сейчас ты скажешь, что вас родители в детстве путали.

— Нет, не путали, — каменным голосом сказала я. — У нас не было родителей, и росли мы врозь.

Поэтому я не знаю, бывает так или не бывает. Но то, что я поверила ей, доверилась ей, впервые, это, точно, моя вина.

Роман Евгеньевич с кровати поднялся, ушёл в гостиную, а вернулся с фотографией в рамке. Я к тому моменту с пола всё же поднялась, присела на край кровати, а он подошёл и приставил фотографию с изображением Лады к моему лицу. Принялся сверять. Затем спросил:

— Скажи, ты всё придумала?

— Как такое можно придумать?

— Не сомневаюсь в твоих талантах, любимая. Ты у меня очень предприимчивая девочка.

Я глаза на него подняла.

— Я не девочка. Мне двадцать семь.

Роман выдержал паузу, затем выразительно хмыкнул.

— Вот сейчас удивила. Но знаешь, что я думаю?

— Что?

— Что ты, моя золотая, в прямом смысле золотая, крутишь мне мозги.

Я рот приоткрыла, пытаясь осмыслить.

— И чего я, по-вашему, хочу?

— Как всегда: денег.

Я хоть и зло, но рассмеялась.

— Высокие отношения. Прямо-таки образцовая семья!

— Вот уж какая есть, — парировал он. — Что поделать, люблю тебя, заразу. И советую тебе завязать с играми и просто сказать, чего ты хочешь.

— А если я хочу уехать?

— Куда?

— Домой!

— Ты уже дома, — порадовал меня Роман и ободряюще улыбнулся. — А на море поедем через пару недель.

— Ваша жена уже на море! С кем-то!

— С кем?

— Не знаю! Но у вас рога, поздравляю! — Я отвернулась от него.

— Не надо так шутить, — попросил он.

— Какие уж тут шутки, — пробормотала я.

Роман Евгеньевич меня взглядом попытал, я на него не смотрела, и он из спальни вышел.

Правда, довольно быстро вернулся. И его озабоченный вид давал надежду, что он не такой уж твердолобый и упрямый. Несмотря на то, что мой рассказ звучал для него, как бред, господин Явза его обдумывал.