Книга Долгое молчание - Этьен ван Херден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В вагоне становилось все тише, а в груди Марио Сальвиати вздымалось волнение. Он с живым интересом изучал пейзаж за окном. Теперь там было больше камней, чем растительности. Он разглядывал напластования, образовавшиеся миллионы лет назад, когда плавилась магма: на холмах, вздымающихся вверх, как набросанные друг на друга горные породы, и на каменных уступах, расположенных так аккуратно, словно их создавал каменотес.
Теперь он чувствовал себя почти как дома; до сих пор мир был слишком зеленым, дома — слишком белыми и красивыми, люди — слишком говорливыми, а фермеры — слишком заносчивыми и зажиточными. Он прятался за спиной у Лоренцо, пока остальные пленные соперничали за внимание нанимателей, ждущих на станциях. С той острой интуицией, которая со временем развивается у людей, лишенных одного из чувств, он знал: его что-то ждет; есть кто-то, нуждающийся в его любви к камню.
Женщины Йерсоненда вышли было из павильона, услышав приближение поезда, но передумали и вернулись на место. Они сложили руки на коленях и приготовились ждать.
Первыми почуяли запах немытых тел в вагоне лошади верховой полиции и тревожно заржали. Когда из-за поворота появился поезд и, пыхтя, подошел к станции, они начали беспокойно переступать ногами. Итальянцы высунулись из окон, вглядываясь в лица на платформе, пытаясь уловить взгляды, оценивая женщин и подталкивая друг друга локтями под ребра, когда увидели девочек Писториус, сидевших на скамьях, как два спелых, розоватых персика.
Фермеры, стоявшие на платформе, жили за счет физического труда, поэтому они внимательно изучали мускулы рук, кисти и пальцы, лежавшие на оконных рамах. Они пытались определить честность и мужество по форме лбов, ширине подбородков и взглядам. Все хотели молодых голубоглазых блондинов, потому что репутация смуглых итальянцев в отношении женщин опередила прибытие поезда.
На платформе воцарилась полная тишина, потому что было решено, что высадка будет происходить организованно. Чтобы не смущать итальянцев, им разрешили стоять неформальными группками. Член магистрата, командир-лейтенант и проводник поезда совещались, а все остальные беспокойно ждали.
Прежде всего, в качестве особой уступки итальянцам, разрешили спеть небольшому католическому хору под управлением Эдит, сестры Большого Карела. Собравшиеся заметили, что многие — и вновь прибывшие, и местные жители — утирали слезы.
Потом появился переводчик в криво застегнутой рубашке; когда он спрыгнул с паровоза на землю, ноги его задрожали. Но он взял себя в руки и поприветствовал всех на трех языках. Его сманили из ресторана, где он работал винным распорядителем, перед самым отправлением поезда из Кейптауна, после того, как правительственный переводчик, испугавшись долгих недель путешествия, сбежал накануне отъезда.
Все, стоявшие на платформе Йерсоненда, старались не замечать неуверенной походки переводчика, потому что в интересах каждого было провести процедуру должным образом, и все должно было идти согласно записям в книге. Но им хватило оснований впоследствии вспоминать, насколько пьяным он был в тот день, как всякий раз после назначения, он начинал орать поздравления, пожимать руки и кричать семье, уводившей прочь смущенного молодого итальянца: «Fantastico!»
Никто не знал, сколько еще продлится вторая мировая война; никто не мог предсказать, сколько из этих молодых людей сумеют вернуться к своим семьям в Европе. В тот день на платформе Йерсоненда царил дух окончательности — или непредсказуемости; предчувствие грядущих великих времен.
Это чувство разделял и член магистрата, открывший журнал распределений и усевшийся за стол, установленный на платформе. Он сделал знак дежурному лейтенанту и переводчику подойти поближе. Ритуал должен сделать честь Йерсоненду, решил он. Это вам не аукцион скота.
Военнопленные склонили головы, удивившись, что член магистрата начал процедуру с молитвы.
Просьбы и обещания, обращенные ко Всемогущему, переводились потеющим переводчиком, который размахивал большим носовым платком, доводя импровизированную версию молитвы до молодых людей. И это был первый намек на то, что их ожидало.
Адвокат Писториус, засунув большие пальцы под подтяжки, подошел к столу. Он представился итальянцам, как человек закона и гражданский лидер. Переводчик перевел урывками. Всем было очевидно, что он мучительно ищет итальянские соответствия некоторым словам — возможно, он слишком долго прожил в Африке. Нам нужен молодой человек, объяснял Писториус… Все остальные чувствовали себя, как на иголках, пока он подыскивал нужные слова. Переводчик утирал лицо своим платком. Нам нужен… Писториус, наконец-то, нашел слова: поскольку у них большое хозяйство, им нужен молодой человек, который будет достаточно сдержан относительно дам, потому что — тут он кивнул в сторону скамеек, где сидели, прикрывшись зонтиками, его дочери — наш Отец Небесный доверил ему праведное воспитание двух девиц. Он по привычке подвигал плечом и продолжил разъяснения. У него и его жены есть стремление в отношении дочерей: они должны в белых платьях выйти замуж за крепких парней-африкандеров. И, разумеется, люди не могли не припомнить этих слов много лет спустя.
Адвокат Писториус объяснил, что он подыскивает парня, который сможет со страстью приготовить спагетти, но сможет также осторожно и бесстрастно отвезти его дочерей на форде туда, куда им нужно — на уроки игры на пианино, в класс конфирмации и все такое, потому что, воспитывая детей, родители должны обеспечить их всем, чем могут.
Головы в ожидании повернулись к молодым итальянцам. Переводчик переводил, запинаясь, зато непристойно размахивая руками, дергая бедрами и гримасничая, когда показывал на свои гениталии. В воздух немедленно взметнулся лес рук. Молодые фермеры разразились хохотом. Миссис Писториус вскочила на ноги, схватила дочерей за руки и в гневе метнулась прочь. Она ждала мужа в новеньком, с иголочки, черном форде, припаркованном под перечным деревом перед зданием вокзала.
В конце концов ее муж пришел к машине с молодым человеком, который шел, повесив голову, потому что понимал, за что его выбрали: половину его лица покрывало ярко-красное родимое пятно. Кроме того, он слегка прихрамывал, но, как позже объяснил Писториус жене, для того, чтобы приглядывать за слугами и поставками, совсем необязательно быть спортсменом.
На станции подробно рассказали трагическую историю молодого человека. Через переводчика он поведал, как его усыновил священник, согрешивший с флорентийской вдовой — его матерью. Отец лишился духовного сана и открыл небольшую тратторию рядом с Ponte Vecchio, где и научил своего сына готовить спагетти.
Звали молодого человека Лоренцо, но слуги быстро начали называть его Пощечина Дьявола, потому что верили, что дьявол в наказание отметил ребенка грешного священника, влепив ему пылающей рукой пощечину.
Миссис Писториус решила, что молодой человек не добавляет изящества ее кухне и столовой. Ей хотелось светловолосого юношу, такого, чтобы он стоял, сильный и гордый, позади ее стула во время обеда, в белой куртке и черном галстуке-бабочке, перекинув через руку белое полотенце.