Книга Тайны реального следствия. Записки следователя прокуратуры по особо важным делам - Елена Топильская

Дальше следствие пошло своим чередом. Я длительное время не вызывала своего подследственного на допросы, поскольку ждала заключений экспертов и характеристик на обвиняемого, но в один прекрасный день клиент сам запросил следователя. Наш пожилой прокурор против обыкновения лично зашел ко мне в кабинет, тяжело присел на стул и помолчал, а потом положил передо мной заявление моего подследственного. В бумаге каллиграфическим почерком было написано следующее. «Уважаемый товарищ прокурор! Я с такого-то числа нахожусь в камере следственного изолятора. Вчера в мою камеру был помещен некий заключенный, который начал общение со мной с заявления, что он совершил на территории одного из районов города несколько изнасилований несовершеннолетних. Приметы этого человека такие…» Далее следовал исчерпывающий словесный портрет сокамерника. «Убедительно прошу вас проверить данного человека на причастность к совершению сексуальных преступлений на территории указанного района, а также на территориях других районов города и о результатах проверки сообщить мне, как заявителю».

Прочитав, я подняла на прокурора глаза, и мы дружно рассмеялись. Конечно, речь шла о том, что доблестные опера подсадили в камеру к нашему фигуранту своего человека, агента, который должен был расколоть злодея на другие сексуальные преступления. А как он мог вызвать разрабатываемого на разговор? Испытанным способом — только начав хвалиться своими собственными подвигами, чтобы разрабатываемый сказал: что ты, а вот я сколько всего наворотил… А эта разработка, благодаря невероятно занудному характеру клиента, приняла неожиданный оборот: разрабатываемый стал разоблачать агента.

После этой бумаги мой подследственный прислал мне еще несколько заявлений и жалоб, в которых обращал внимание на недобросовестную работу персонала следственного изолятора, антисанитарное состояние мест общего пользования, грубость контролеров и т. п. В последних его жалобах даже несведущий в судебной психиатрии, на мой взгляд, мог заметить явные признаки проявления душевной болезни. Я назначила ему судебно-психиатрическую экспертизу, но ответ был — вменяем. Я настояла на проведении ему стационарного обследования. «Вменяем», — ответили врачи. У меня не укладывалось в голове, как вменяемый человек может с серьезным видом изнасиловать собственную дочку, а потом еще подводить под это педагогическую базу, но против заключения врачей не попрешь.

Мой подследственный был осужден к длительному лишению свободы, и за всю мою дальнейшую, очень долгую, следственную практику я больше ни разу не сталкивалась с подобным случаем. Были алкаши, в белой горячке путавшие дочек с женами, были похотливые скоты, которые, пользуясь отсутствием дома жен, склоняли бедных детей к принудительному сожительству, но гинекологов-любителей, из соображений высокой нравственности проверявших девственность дочери путем совершения с ней полового акта, я больше не встречала. Может, он все-таки был психом?..

ГЕРОЙ-ЛЮБОВНИК

В тот вечер родители 17-летней Насти Осинской не спеша возвращались из театра. Пьеса, которую они посмотрели, была о любви, и они невольно обратились мыслями к своей юной дочери. Отец Насти был очень обеспеченным человеком, дочери они ни в чем не отказывали, и красивая длинноногая Настя, и без того не обиженная внешностью, выделялась среди своих подруг невероятными туалетами и дорогими украшениями.

Родителей, души в ней не чаявших, беспокоило легкомыслие дочери. Настя легко знакомилась с молодыми людьми, и папа с мамой уже не удивлялись, когда кто-то из бесчисленных поклонников оставался ночевать в их огромной квартире, возражать дочке родители даже не пытались.

Свет в Настиных окнах горел, значит, Настя дома. Отец вставил ключ в замок и удивился тому, как легко открылась дверь — она оказалась не запертой. Квартира была освещена, но безмолвна. Отец позвал Настю, она не ответила. Не слышно было музыки, которая обычно сопровождала пребывание в доме Настиных гостей. Встревоженные родители прошли прямиком в комнату дочери, на ходу подбирая с полу валявшиеся вещи — предметы одежды дочери, разбившийся хрустальный бокал, почему-то — паспорт на видеомагнитофон.

Дверь в комнату дочери была открыта, и отец с матерью застыли на пороге, не в силах даже крикнуть: труп Насти в прозрачном пеньюаре с раскинутыми руками лежал поперек огромной кровати.

Приехавшая следственная группа зафиксировала смерть Насти Осинской от удушения, скорее всего — руками: на шее виднелись ссадины в форме полумесяца от ногтей убийцы. Убитые горем родители с трудом перечислили следователю перечень похищенных из дома вещей: видеомагнитофон, музыкальный центр, крупная сумма денег.

На кухне нашлись пустая бутылка из-под шампанского, бокал, из которого явно пила Настя, — на краях бокала были следы помады, по цвету совпадающей с помадой на губах трупа. Второй бокал, разбитый, валялся в коридоре. Криминалист приступил к обработке поверхностей порошком для выявления следов рук, медик начал наружный осмотр еще не остывшего трупа.

А следователь занялся изучением личных вещей потерпевшей. Вся обстановка указывала на то, что убийцей был близкий Насте человек, и на то, что убийство совершено после акта любви. В сумочке Насти следователь нашел небольшую тетрадку — и зачитался. Это был дневник Насти, в котором она описывала свои победы на любовных фронтах; каждый из ее бесчисленных ухажеров получил в дневнике прозвище и характеристику, но надо отметить, что лестных характеристик там было очень мало, Настя, судя по всему, была очень требовательной девушкой и весьма искушенной в науке страсти нежной. Поэтому кавалеры, не выдержавшие экзамена, описывались в таких выражениях, что, прочитав это, вполне могли убить автора.

Следователь понял, что он практически держит в руках список подозреваемых. Из разговора с родителями и подругой Насти он выяснил, что жестокая кокетка имела обыкновение возвращаться к брошенным любовникам, приближать их на несколько дней, а потом отвергать еще более изощренно. Поэтому проверять пришлось всех перечисленных в дневнике, а не только тех, кто занимал в списке последние строчки.

Работа осложнялась тем, что в дневнике не назывались подлинные имена мужчин, только прозвища. Часть подозреваемых установили благодаря подруге Насти, которая сопоставляла известные ей от Насти сведения о кавалерах с хлесткими характеристиками, данными им в дневнике.

К концу второй недели расследования неустановленным оставался только один мистер Икс, проводивший в дневнике под кличкой «Поручик Ржевский». Все, чем располагало следствие, содержалось в нескольких скупых строчках; было понятно, что Настя познакомилась с ним на дискотеке, была пленена его мужественной внешностью и выражала надежду, что его «экстерьер», как она выражалась, не уступит его способностям в постели.

Следователь задумался: почему «Поручик Ржевский»? Военный? Обладатель роскошных усов? Просто дамский угодник? В дневнике имелось вскользь брошенное упоминание о том, что в гусарской форме, в отличие от современной, он был бы просто неотразим. Как следовало понимать это замечание — как сожаление о том, что теперь нет гусар, или как указание на то, что форма у мистера Икс есть? Работники уголовного розыска прошерстили дискотеку и установили всех, с кем Настя танцевала в тот раз, но никто из выявленных молодых людей не подходил на роль «Поручика Ржевского».