Книга Смертельный капкан - Сергей Майдуков

Все это была одна сплошная цепь везений, обычно сопутствующих новичкам. Вряд ли Андрей сумел бы повторить хотя бы один из своих подвигов, действуй он обдуманно. Но мозг словно отключился, предоставив руководство животным инстинктам. Доверившись им, Андрей делал именно то, что следовало в данной ситуации. А еще его спасло то обстоятельство, что пистолет был уже снят с предохранителя. В общем, удача не просто улыбнулась, а сделала это неоднократно.

Андрей чуть не совершил ошибку большинства удачливых игроков, полагающих, что Фортуну можно эксплуатировать до бесконечности. Его подмывало разоружить противника и допросить его, держа на мушке. Но на этот раз инстинкт твердил только одно: бежать, бежать, бежать!

Парень, скорчившийся на полу, никак не мог пуститься в погоню. То же самое касалось его напарника, выглядывающего из кустов. Удостоив его лишь беглого взгляда, Андрей быстро вышел со двора и забрался в отцовскую «Мазду». Теперь, когда опасность обострила его чувства, он обратил внимание на стоящий поодаль джип, который следовало заметить с самого начала, настолько чужеродно выглядел он на тихой дачной улочке.

Выбросив из-под скатов россыпи гравия, «Мазда» рванула с места. Андрей не думал о том, зачем повесили Рогожкина, не прикидывал, куда спрячет трофейный пистолет и что будет делать дальше. Он просто спасал свою жизнь и был поглощен только этой задачей.

Глава 10

До самого вечера Туманов ждал, что воры снова вызовут его на разборку или сделают что-нибудь похуже, но они словно забыли о его существовании, если не считать злобных взглядов, бросаемых Шаманом издалека.

После ужина разговоры в камере затихли сами собой, постепенно переходя в бормотание. Большая часть заключенных собралась перед телевизором, живо комментируя выступления участников какого-то конкурса. Пока они дружно приобщались к прекрасному, а воры лениво резались в нарды, Туманов незаметно прикорнул у себя на нарах. Он решил, что ночью спать не будет. Не хотелось подыхать подобно скотине, обреченной на заклание. Если уж умирать, то с музыкой. Во всяком случае, попытаться отбиться, а там, как бог даст.

Туманов был уверен, что ночью Шаман подкрадется к нему с заточкой или каким-то другим оружием. Вспомнился рассказ о том, что неугодных заключенных убивают резким ударом гвоздя в ухо. Или душат подушкой. Или удавливают вафельным полотенцем, стягивая его с двух сторон.

Ни один из этих способов Туманова не устраивал. Он больше не задумывался о самоубийстве. С приездом сына у него появилась надежда. Когда Андрей доберется до Соболева, все переменится. Нужно только перетерпеть, дождаться. Всем бедам назло.

В промежутке между полуночью и рассветом Шаман трижды пытался приблизиться к обидчику, но всякий раз Туманов приподнимался или садился, давая понять, что намерен дорого продать свою жизнь. Шипя ругательства, вор возвращался к себе, чтобы сделать новую попытку позже.

Бороться со сном становилось с каждым часом все труднее. Чтобы не отключиться, Туманов то вспоминал по фамилиям всех своих соучеников и сокурсников, то производил в уме сложные математические вычисления, то мысленно создавал рейтинги любимых песен, фильмов, книг. Так постепенно дошло до поэзии.

В кладовой мозга хранилось предостаточно разных обрывков в виде строчек и четверостиший, но вспомнить полностью удалось лишь одно стихотворение. Сочинила его бабушка Нила, которая давно покинула этот мир. Врезалось оно в память потому, что письмо со стихами Туманов получил в один день с телеграммой о смерти бабушки.

Последние пятнадцать лет жизни она провела в крохотной деревушке на берегу Северского Донца, где неожиданно для всех и наперекор общему мнению приобрела домишко. Истая горожанка, она сумела научиться всем премудростям деревенской жизни, обеспечивая себя картошкой, соленьями и куриными яйцами. Но вечерами, покончив с возней в огороде, Неонила Матвеевна возвращалась к своим прежним привычкам: читала, вела дневник, писала родным длинные письма.

Туманов был ее любимцем, поэтому получал весточки особенно часто. Обычно это были длиннейшие отчеты о погоде и самочувствии, пестрящие воспоминаниями и мыслями о жизни. Но в тот раз на тетрадном листке было только это стихотворение, написанное быстрым неразборчивым почерком:

Весною ранней цвел подснежник,

Потом — тюльпан, пион, жасмин.

Сейчас, осенних дней предвестник,

Пылает яркий георгин.

Ушла весна, пора надежды,

Уж первый гром отгрохотал,

Одели яркие одежды

Березы, клены, краснотал.

И на исходе грустном лета —

С сердечком желтым, вся бела, —

Зачахнув без тепла и света,

Ромашка тихо отцвела.

Увяли ландыши, фиалки,

Сирень и розы — все цветы.

Лишь ноготки желтеют жалко,

Будя ушедшие мечты.

Уже осталось жить немного,

Быть может — годы, может — дни.

Вдруг оборвется путь-дорога,

Погаснут яркие огни.

Но кто предскажет мне кончину?

Нет, предсказать ее нельзя…

Каких цветов мне на могилу

Положат дети и друзья?

То будет голубой подснежник,

Или фиалка, иль жасмин?

Иль ранней осени предвестник

Красивый пышный георгин?

Или ромашка, иль гвоздика,

Иль скромный синий василек?

Иль запоздалый вереск дикий,

Иль яркий желтый ноготок?

А если я уйду в годину,

В какую рождена была?

Останется пустой могила,

Вся от снегов белым-бела.

Так и вышло. Когда дети и внуки Неонилы Матвеевны добрались в Синичино, дороги уже были занесены. А цветы на могилу легли искусственные, мертвые, никому не нужные, никого не утешившие.

«Неужели и я тоже уйду? — спросил себя Туманов. — Как можно? Это же несправедливо, если все останется, а меня не будет. Не хочу! Не хочу!»

Приволакивая ногу, Шаман предпринял еще один разведывательный рейд, но на этот раз Туманов не просто дал понять, что не спит, а сел на нарах, готовый вскочить и расправиться с тем, кто имеет наглость угрожать его жизни. Наверное, его лицо было страшным в предрассветных сумерках, потому что Шаман резко изменил курс, притворившись, что встал по нужде.

Весь дрожа от избытка адреналина в крови, Туманов упал на койку и долго лежал неподвижно, прислушиваясь к бешеным толчкам сердца в груди. Еще никогда он не понимал столь отчетливо, что способен убить человека. Голыми руками. Не вступая в дискуссии, не пытаясь избежать прямого столкновения.