Книга Ермак - Руслан Скрынников

Погодинская рукопись ставит перед исследователем множество трудных проблем. Судя по филиграням, она относится чуть ли не к петровскому времени. Но в этой поздней рукописи заключена масса сведений по истории сибирской экспедиции. Степень их достоверности неясна и поныне. Два-три промаха, допущенные летописцем, ставят под сомнение достоверность памятника в целом. Современные методы исследования текстов столь совершенны, что позволяют воскресить историю составления летописи в мельчайших деталях. Можно себе представить, как неведомый автор Погодинской рукописи, обмакнув перо, старательно списал из летописи Есипова фразу: «Ермак с товарыщи послаша к государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии с сеунчем (вестью о победе. — Р. С.) атамана и казаков». На этом месте книжник остановился и, переведя дух, вставил фразу от себя: «Тут же послан был казак Черкас Александров потому… немалой, всего 25 человек».

Фраза сохранилась не в полном виде. Это объясняется просто. Когда рукопись переплетали, лист был обрезан по краям и несколько слов оказались утраченными. Однако то, что уцелело, дает исследователю важный материал. Погодинский летописец знал одного из гонцов Ермака по имени, а кроме того, ему известна была, по-видимому, и общая численность казачьей станицы, прибывшей в Москву. Его запись интересна не только своими фактическими данными.

Конструкция фразы («Ермак послаша атамана и казаков, тут же послан был казак Черкас Александров») была неудачна и выдавала неуверенность автора. Он явно не знал, какое место занимал казак Черкас в станице. По Есиповской летописи, эту станицу возглавлял некий безымянный атаман.

Погодинский летописец не нашел в своих источниках никаких сведений о главе посольства — атамане, но зато о простом казаке Черкасе Александрове он почерпнул там и переписал в свое сочинение немало сведений.

Прежде всего он упомянул о казаке при описании пути из Сибири на Русь через Пустоозеро. Этим путем ушли на родину остатки отряда после гибели Ермака. Они уплыли по «Иртышу реке вниз и по великой Оби вниз же и через Камень (так называли в древности Уральские горы. — Р. С.) прошли Собью же рекою в Пустоозеро, тута же (шел) казак Черкас Александров».

Ниже составитель Погодинской летописи переписал известие Есиповской летописи о посылке в Сибирь Сукина и других воевод и включил в текст дополнительную подробность: с воеводами вернулись в Сибирь «многие русские люди и ермаковцы казаки Черкас Александров с товарыщи».

Откуда почерпнул все эти сведения автор Погодинской рукописи? Почему ранние сибирские летописи ни словом не упоминали о Черкасе Александрове? Не выдумка ли это досужего книжника, писавшего в позднее время?

Одна архивная находка позволила дать весьма точный ответ на поставленный вопрос. В Российском государственном архиве древних актов в Москве хранится подлинная приходно-расходная книга кремлевского Чудова монастыря за 1586 год. Историки не раз обращались к ней, но никто не искал там сведений о Ермаке. Истинное значение чудовских записей обнаружилось лишь после сопоставления их с данными Погодинской летописи.

Монахи Чудова монастыря пометили в своей книге, что в феврале 1586 года «сибирский атаман» и «сибирские казаки» принесли в обитель и дали на помин души драгоценных соболей. Благочестивый жест ермаковцев легко объяснить. Как раз в феврале 1586 года воевода Сукин завершил приготовления к походу. Вместе с ним должны были покинуть Москву Ермаковы казаки. Они уже знали о гибели Ермака и готовились к худшему. Самое время было подумать о спасении души, и казаки отправились в Чудов монастырь. Чудовские монахи прилежно записали имена своих вкладчиков — «сибирских казаков», но только двух из них (Александрова и Болдырю) они назвали атаманами. «Сибирский атаман Иван Александров сын, а прозвище Черкас» принес старцам самые богатые дары.

Черкас возглавлял сибирское посольство, а потому и казаки, и монахи именовали его атаманом. Но он был совсем молодым человеком и не успел заслужить чин на государевой службе. Потому источник, которым пользовался погодинский летописец, упорно называл его не атаманом, а казаком. Это обстоятельство и ввело летописца в заблуждение.

Запись чудовских монахов подтверждает известие Погодинской летописи о том, что царь задержал гонцов Ермака в Москве и те вернулись в Сибирь лишь через три года.

Погодинская летопись сохранила любопытнейшие подробности насчет переписки Ермака и Грозного.

Черкас Александров привез в Москву послание Ермака к Ивану IV. Савва Есипов пересказал это послание в сокращенном виде. Ермак извещал Ивана IV, что казаки «царя Кучюма и с вои его победиша». Автор Погодинской летописи привел куда более полный текст казачьей отписки. Согласно летописи, Ермак писал царю, что он «сибирского царя Кучюма и с его детми с Алеем да с Алтынаем да с Ышимом и с вои его победиша; и брата царя Кучюма царевича Маметкула разбиша ж».

Насколько достоверна эта подробная версия письма Ермака? Не сочинена ли она самим автором Погодинской летописи? Ответить на этот вопрос помогает отчет о «сибирском взятии», составленный дьяками Посольского приказа в 1585 году и сохранившийся в подлиннике. Под руками у дьяков были отписки из Сибири. Воспользовавшись ими, приказные пометили: «государевы» казаки «Сибирское царство взяли, а сибирский царь Кучюм убежал в поле», после чего «племянник Кучюмов Маметкул царевич, собрався с людми, приходил в Сибирь на государевы люди», но те и его «побили».

Данные посольского отчета рассеивают сомнения в достоверности погодинской версии.

Погодинским сведениям чужды летописные штампы. Они мало походят также и на запись воспоминаний очевидцев. В большей мере они напоминают цитаты из приказных документов. Вот один из примеров: «Государь послал (в Сибирь. — Р. С.) воевод своих князя Болховского, да голов Ивана Киреева да Ивана Васильева Глухова, а с ним казанских и свияжских стрельцов сто человек, да пермич и вятчан сто человек и иных ратных людей сто человек». Именно таким слогом составлялись записи Разрядного приказа. Это, бесспорно, самый полный разряд, относящийся к сибирской экспедиции. Иной вопрос: можно ли считать его подлинным? Некоторые детали в нем вызывают сомнение. Почему сибирские летописи и разрядные книги XVII века упоминают о походе только двух воевод — Болховского и Глухова? Почему в них отсутствуют какие бы то ни было указания на Киреева? С. Ремезов утверждал, что с Болховским было 500 человек. В погодинском же разряде названа цифра в 300 человек.

Для проверки разряда можно привлечь подлинную царскую грамоту от 7 января 1584 года. Иван IV направил Строгановым письменный приказ выстроить «под рать» Болховского, Киреева и Глухова пятнадцать стругов, каждый из которых мог поднять по двадцать ратников. Если Болховский рассчитывал разместить воинов на пятнадцати стругах по двадцать человек на каждом, значит, отряд насчитывал до 300 человек. Из грамоты следует, что Киреев был главным помощником Болховского в сибирском походе. Дополнительные сведения Погодинской летописи объясняют причины молчания сибирских источников о Кирееве. Этот воевода пробыл в Сибири очень недолго. Ермак тотчас отослал его в Москву. Киреев увез из Сибири пленного царевича Маметкула.