Книга Любовь и жизнь как сестры. Личные истории знаменитых людей - Ольга Кучкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умер в 1996 году.
Петр Тодоровский
Один из самых пронзительных лириков отечественного кино снял новую картину «Риорита». Был такой легкомысленный фокстрот времен той войны. Можно было ожидать, что и картина будет под стать. Однако на этот раз лиризм глубоко спрятан. Сюжет разворачивается страшно и жестоко…
Живому, смешливому, энергичному Петру Тодоровскому восемьдесят два года – поверить в это невозможно.
* * *
– Какая-то экспансия Тодоровских! Включаю телевизор – фильм «Над темной водой» по сценарию сына Валерия. «Жена Сталина» делала жена Мира. Только что посмотрела ваш фильм «Риорита». Не трудно жить в команде? Или как художники вы самостоятельны?
– Самостоятельны. Мира продюсирует мои фильмы. А с сыном я мало общаюсь. Хотя мы в одном дворе живем. Он занят своим, я своим.
– А было так, что екнуло сердце, когда что-то у Валерия очень понравилось?
– Да. Вторая его картина «Любовь» очень понравилась. Я до сих пор считаю, это лучшее, что он сделал. В смысле человеческих чувств она истинно правдива. И серьезная проблема для нашей страны: русский мальчик и еврейская девочка любили друг друга, а потом она уезжает, и вот эта драма отъезда, прощание навсегда… Я смотрел и узнавал немножко себя. Никаких выкрутасов, все просто…
– Вы любите, когда просто?
– Я люблю, когда забываю, что я смотрю кино, включаюсь и начинаю играть в эту игру, сопереживаю, кого-то начинаю любить, кого-то не любить.
– Он показал вам уже готовую ленту?
– Да. Он боялся, не дай бог, скажут, папа помогает. Поэтому все скрывалось. Теперь он уже зрелый мастер. Заканчивает мюзикл из времен стиляг…
– У Левитанского есть стихи о войне: «Ну что с того, что я там был… Я все избыл. Я все забыл». А потом: «Я не участвую в войне – война участвует во мне». Это похоже на то, что у вас?
– Я хорошо его знал… Да, похоже. Когда человеку двадцать лет, он, видимо, как ребенок, который впитывает очень многое, и это становится материалом для будущих работ. Война – это моя молодость, это самые яркие впечатления, которые остались. Я попал на фронт в 1944-м. А в 1943-м пошел в Саратовское военно-пехотное училище. Оно было шестимесячным. И можете представить, что один взвод из всего училища посылают пилить дрова для Приволжского военного округа. А в училище три тысячи курсантов. И мы целый месяц на острове пилим деревья, а когда возвращаемся – ни одного человека. Все училище по тревоге подняли и – на Курскую дугу. Там была мясорубка. Больше никого я не встретил потом. А мы спаслись…
– Что должно было случиться, чтобы вы встали за камеру кинооператора?
– Дело было в Германии. Мы шли после тяжелых боев, грязные, уставшие, легко раненные тоже среди нас. И я увидел кинооператора, он снимал проходящих ребят. И подумал, что эти лица сохранятся. И еще подумал, что если останусь живым, попытаюсь стать кинооператором. Хотя совершенно не был подготовлен. До войны только-только начал заниматься фотографией. Девять классов школы, училище, армия. Десятый класс заканчивал после войны.
– Что видит в глазок кинокамеры оператор? И что режиссер? А что сценарист? Вы ведь давно триедины в одном лице. Вот кадры леса в новой картине «Риорита», когда фигуры бойцов появляются в предрассветном тумане, и так страшно!.. Кто это придумал?
– У Григория Поженяна была история. Он снимал картину «Прощай» и поссорился с артистом Олегом Стриженовым. И снял его с картины. Тот возмутился: как же так, я по сценарию еще и половины не сделал! Ответ: ничего, режиссер Поженян как-нибудь договорится со сценаристом Поженяном. Вот и режиссер Тодоровский как-нибудь договорится со сценаристом Тодоровским. Я пишу сцену, видя и зная, как ее снять. Режиссер – единственный человек, который держит всю картину в голове, в душе, в руке. Такие ниточки тоненькие, которые все связывают. Это почерк режиссера. Он знает, каким должен быть пейзаж, как должен стоять актер, в том душевном состоянии, в каком сейчас пребывает, в фас, в три четверти или боком, как его осветить. Конечно, Тарковский и Вадим Юсов сидели, разрабатывали «Иваново детство» и «Рублева» по кадрам. А у меня оператор на «Риориту» пришел за неделю. Я говорю о тех операторах, которые нарасхват, очень дорогих – шесть тысяч долларов в неделю. Это Юра Шайгарданов, он снимал с Валерой «Страну глухих» и с Абдрашитовым «Магнитные бури»…
– Если бы вам пришлось на Страшном суде рассказывать судьям о ваших картинах, которых они не видели, что бы вы им сказали?
– Сказал бы, что у нас очень сильный дефицит доброты, и я хотел внести немного доброты и любви в этот мир.
– Это правда, и «Военно-полевой роман», и «Анкор, еще анкор!», и «Какая чудная игра», и ранние «Фокусник» и «Любимая женщина механика Гаврилова», по чужим сценариям, исполнены любви. Откуда такая жесткость в «Риорите»? Я прочла фильм как притчу о русском народе. Отец и три брата-богатыря – простодушные, наивные, чистые, терпеливые. Терпенье кажется безграничным, но когда уж достанет!.. Мы видим то, что происходит, и своими глазами, и глазами молодой немки, а в них ужас… А потом – хлебное поле, младший косит, рядом с ним встает один его сын, за ним второй, третий. Такая грандиозная метафора русской жизни, русского характера, где все смешано: доверчивость, хитрость, агрессия и мирный труд на бескрайних просторах…
– Не знаю… Я снимал локальную маленькую историю, каких на войне много было, ведь люди там были, а не роботы. Там не только стреляли, там и любовь была, и страдания, и предательства. В этих экстремальных условиях человек раскрывается полностью. Скрыть свой характер невозможно. Среди бури смертей, страстей – героизм русских людей. По своей простоте они доверились нехорошему человеку – вертухаю. Они не привыкли хитрить – и трое из четверых гибнут. В каком-то смысле это если не шекспировская, то библейская история…
– А, все-таки библейская! Но почему столь жесткий фильм?
– Да, фильм Не-Тодоровского. Он как бы выпадает из моего мироощущения, из той доброты, на которой я настаиваю много лет. Но история, что случилась с младшим сыном, когда он снимает шинель с убитого, случилась со мной. И страшно было мне. Первое название фильма – «На память о пережитых страхах». После войны, расставаясь со своим другом, капитаном Пичуговым – я и фамилию его дал этой семье, – я получил от него фотографию, где на обороте: «Пете на память о пережитых страхах». Знаете, не надо это писать, но на войне было кое-что и похуже того, что в фильме. И женщин насиловали взводами, и офицер мог подойти и застрелить солдата, а потом списать убийство на боевые потери…
– Видите, вы до сих пор говорите: не надо это писать. Насколько глубоко в нас сидит запрет на правду…
– Я читал книгу Гавриила Попова «1941—1945», там страшные цифры. Сто тысяч немок обратились в комендатуры, что были изнасилованы советскими бойцами. А сколько награбило начальство! Эшелон мебели вывез Жуков! А больше всех грабили энкаведешники…
