Книга И это тоже пройдет - Милена Бускетс

Тренькнул телефон: пришло сообщение от Санти. Он только что приехал и жаждет со мной увидеться. Голос разума во мне мгновенно умолк, заглушенный призывом плоти. Даже мысли о твоей смерти отступили, и по жилам, как по волшебству, снова заструилась горячая кровь. Я дурачилась с детьми, наслаждалась запахами еды, возилась на полу со своей крестницей, обняла Софию, шепнула на ухо Пепу, что мы привезли мешок марихуаны, гладила кота, проглотила бессчетное количество маслин, заставила всех смотреть на луну, включила музыку и предложила Элисе подбить народ отправиться куда-нибудь потанцевать.

– Он мне эсэмэску прислал, – тихонько сказала я Софии.

– Я догадалась. У тебя лицо изменилось.

– Странно все это. Честно говоря, он мне даже не очень нравится.

– Бланкита, он нравится тебе намного больше, чем ты думаешь. Только ты не хочешь в этом себе признаться.

– Не знаю. Может, ты и права.

Мы ужинали в саду. Горели свечи. На ветках оливкового дерева покачивались два китайских фонарика, бросая тени на блестящую крышку блюда с рыбой, которую мужчины запекли в соли. Мы ели салат из огурцов и помидоров, крокеты и свежеиспеченный хлеб с оливками. И у детей, и у взрослых – довольные загорелые лица с чуть покрасневшими глазами, как у тех, кто весь день провел на солнце. Мы лениво переговаривались, рассказывали анекдоты с бородой и весело смеялись. Нам было хорошо в своей уютной теплой компании. Я решила, что не буду отвечать Санти, пока не выпью кофе. Нина, моя крестница, заснула на коленях у матери. Эдгар попытался втихаря налить себе пива, но встретил суровый взгляд Элисы и отдернул руку от бутылки. Нико внимательно слушал взрослые разговоры, малыш Дани играл в игрушечную железную дорогу. Уго сказал, что я сегодня какая-то скучная, Каролина с ним не согласилась, а Пеп на-ябедничал на Уго, который с первыми лучами зари покидает свою очередную подружку, чтобы совершить священный акт ежеутренней пробежки. Наверное, жизнь много потеряла бы без этих летних вечеров.

От Санти пришло еще одно сообщение. Он просит встретиться с ним возле церкви, чтобы поцеловать меня на ночь. Я вскочила со стула, словно подброшенная пружиной.

– Мне надо ненадолго уйти. Я скоро вернусь.

Все удивленно повернулись ко мне.

– Что-то случилось? – с тревогой спросила Каролина.

– Все в порядке, не волнуйся. Сигареты кончились. – У меня неожиданно вырвался смешок.

– А-а, – понимающе протянула София.

Каролина, сидевшая на другом конце стола, не сводила с меня внимательных глаз. Она единственная из нас, кто много лет живет с одним и тем же мужчиной – кстати сказать, прекрасным человеком, – и, хотя вслух ничего не говорит, наверняка считает, что моя связь с женатым человеком – это не только пустая трата времени, но еще и в некотором смысле предательство по отношению лично к ней. Уго молча кивнул на едва начатую пачку сигарет, лежавшую передо мной на столе.

– Они пересохли. Правда. Курить невозможно, – объяснила я.

– Ты говорила, что постоянно врешь, но я не думал, что так неуклюже, – засмеялся он.

– Уж как умею.

– Не задерживайся. Нам без тебя скучно, – попросил он.

София проводила меня до двери.

– А говорила, он тебе не очень нравится. Вот и верь после этого людям.

9

Улица покато спускалась вниз, и я не шла по ней, а почти бежала. Ты всегда говорила, что у меня отцовская походка: мы оба передвигаемся, едва касаясь ногами земли, словно подталкиваемые невидимой силой. По этой походке ты узнавала нас издалека. Помню, однажды – я была на последнем месяце беременности – ты возмутилась, что я не порхаю так легко, как раньше. «Неужели из-за такого пустяка, как обычная беременность, обязательно ходить как слониха?»

Увидев меня сейчас, ты сразу поняла бы, что я спешу на свидание с любовником. Ты никогда меня не осуждала. Ты считала, что любовь многое оправдывает и извиняет. Если официант в ресторане ошибался с заказом или проливал на тебя суп, а ты, пожаловавшись метрдотелю, узнавала, что этот официант влюблен, – такие подробности выкладывали только тебе, – то забывала про обиду («Ну, тогда понятно…») – и продолжала спокойно обедать, не обращая внимания на мокрую юбку. Но тот, кто осмеливался врать в твоем присутствии, терял твое уважение навсегда. Так же ты не терпела опозданий. Я всю жизнь билась, чтобы заслужить твое уважение, и не уверена, что мне это удалось. Во всяком случае, я везде хронически опаздываю.

Вдруг я увидела того самого незнакомого красавчика. Он быстрыми шагами шел мне навстречу. Как все высокие и худощавые мужчины, он двигался, слегка наклонившись вперед, словно защищаясь от невидимого ветра, – наверное, на тех вершинах, где такие, как он, обитают, вечно дует. От спешки у меня с ноги соскочила босоножка. Я остановилась ее подобрать; он заметил меня и улыбнулся. Что ж, похоже, я в очередной раз с треском провалилась в роли femme fatale. Я улыбнулась ему в ответ. Поравнявшись со мной, он негромко сказал: «До встречи, Золушка!» А что, если, мелькнула у меня мысль, окликнуть его и пригласить куда-нибудь зайти? Напиться, и рассказать, торопясь и перескакивая с одного на другое, друг другу всю свою жизнь, и касаться рук и колен, и смотреть в глаза на секунду дольше, чем следует, и целоваться? А потом, как когда-то в молодости, трахнуться второпях в каком-нибудь укромном закоулке, и влюбиться, и отправиться вместе куда-нибудь далеко-далеко, и больше не расставаться, и спать, тесно обнявшись, и родить еще пару детей, и в конце концов спастись (ведь любовь спасает)? Но я продолжала без оглядки идти вперед. Знай мужчины, какое кино мы прокручиваем у себя в уме, они шарахались бы от нас, не рискуя даже попросить прикурить.

Санти ждал меня возле церкви. Я так ему обрадовалась, что не сразу обратила внимание, как плохо он выглядит: похудел, щеки ввалились и вид измотанный. Снова курил траву. Он смотрел на меня сияющими глазами и широко улыбался.

– Ты загорел.

– У меня просто кожа смуглая. Как ты?

– Нормально.

Несколько мгновений мы молча глядели друг другу в глаза, не зная, что сказать. Оба вдруг оробели, словно такая простая вещь, как находиться рядом, снова стала казаться нам самым восхитительным, что есть в мире.

– Как дети?

– Хорошо. Довольны, что приехали сюда.

– Скучают по бабушке?

– Наверное. Они очень ее любили. Но вслух ничего не говорят. Воспитание не позволяет.

– Все в мать.

– А твои как?

– Счастливы. Старшая плавает как рыбка! С ума сойти. Только я вот… Что-то в последнее время стал на них орать.

– Это ты зря. Твоей старшей сейчас сколько? Десять?

– Девять.

– Понятно.

– Ты сегодня очень красивая.

– Спасибо. Ты тоже неплохо выглядишь. Дашь сигарету?