Книга Точка кипения - Максим Гарин

"Он ведь при мне ни разу не обмолвился об “Адмирале” и намерении банка выдать этой фирме кредит и сообразил: раз я узнал обо всем по другим каналам, значит, располагаю убойной информацией”, – размышлял Комбат.

И только утром подумал о второй, не менее важной причине сговорчивости Андрея. Комбат постоянно выручал брата, даже спасал ему жизнь. Это началось буквально сразу же после отставки Рублева. Комбат вспомнил ту, самую первую историю. Чтобы отдать долг, шайка беспределыциков похитила Андрея вместе с его сослуживцем и начала выпытывать день и час получения банком заграничного транша в четыре миллиона долларов. Приятель раскололся, его убили, а Андрею на время оставили жизнь. Бандиты хотели представить его организатором ограбления и держали в сарае на загородной вилле. Они захватили деньги, овладев инкассаторским броневиком и перебив всю охрану.

Борис узнал об исчезновении брата случайно. Он немедленно отправился в Петербург, где ему пришлось не только отследить всю бандитскую цепочку, начиная с низшего звена, но и скрываться от преследования милиции. И он таки добрался до виллы, освободил брата и помог вернуть похищенные деньги. И после этого началось. То сам Андрей, то кто-то из его друзей оказывался в шаге от гибели, и Борис неизменно приходил на выручку. Кажется, с помощью брата судьба испытывала Комбата на прочность. А может, такова сегодня доля всех ответственных банковских работников?

– Что-то я с утра ударился в воспоминания. Может, старею? – подумал Комбат. – Хотя кто из людей молодеет? Никто. Одни растут, другие стареют. Ну, может, еще лет в двадцать цветут. Но после тридцати обязательно начинают стареть.

А ему уже давно минуло тридцать. Впрочем, старым Комбат чувствовал себя только глядя на дату рождения в паспорте. И еще когда месяцами приходилось ждать нужного звонка.

– Точно старею. Вот полковник меня поздравил, а о новом деле даже не заикнулся. Может, опять меня отправили в отставку? Хорошо еще, в наградном листе не добавлено “и в связи с ..сятилетием”. Дали орден и списали.

Комбат так разнервничался, что было потянулся за сигаретой, но тут же остановил себя. “Отставить. Может, кто-то и считает тебя стариком, но ведь ты сам – нет. Давай-давай, поторапливайся. Надо успеть до восьми позаниматься и принять душ. Раньше восьми Бахрушин не звонит, дрыхнет еще, а в восемь может”.

Комбат быстро оделся и выбежал на улицу. Близящееся лето, как всегда, напоминало о себе самым назойливым образом – омерзительной вонью из мусорных баков, вывозить которые городские службы не торопились.

У входа в парк Комбат чуть не столкнулся с каким-то неприятным типом. Рублеву показалось, что незнакомый мужик умышленно стал у него на пути и почему-то злорадно усмехнулся, заметив на руке у Бориса дорогие часы. Часы были самой ценной вещью Комбата. Красивые, золотые, а главное безотказные, служившие ему много лет. Рублеву вспомнилась жалоба одного чудака, напечатанная в газете. Мол, купил он дорогущие фирменные часы, пылеводонепроницаемые с гарантией погружения до сорока метров и принципиально купался в ванне, не снимая их. Через пару месяцев, не выдержав пытки горячей водой, часы стали, и чудак потребовал заменить бракованную вещь. Комбат бережнее относился к афганскому трофею, хотя, выходя из дому, надевал их даже на пробежку. Он серьезно относился к большим нагрузкам и регулярно измерял пульс.

В парке было безлюдно. Лишь изредка Комбат обгонял пенсионеров, медленно трусивших то ли от, то ли к инфаркту. Людей среднего возраста попадалось еще меньше, а о молодых и речи не было. За все годы Комбат замечал тут лишь двух девушек, причем одна из них, судя по крепкой фигуре и сложным упражнениям, недавно оставила большой спорт, а может быть, восстанавливалась после травмы. Увидеть на аллеях бегущих парней было столь же нереально, как обнаружить в дебрях Амазонки поселение чукчей.

Комбат свернул к площадке, немного замедляя бег. Утром здесь он бывал единственным гостем. А вечером здесь, конечно же, собирались люди, гадили, как водится. Чего здесь только не было: заплеванные окурки, мятые пластиковые стаканы, разбитые бутылки. Комбат не поленился, навестил одну компанию, поговорил с ними, как мужчина с.., хотя какие они были, к черту, мужчины. Так, дефективные подростки. Но приказ Комбата, как ни странно, выполнили. И сами перестали гадить, и других отвадили.

Комбат заканчивал традиционный комплекс на растяжку, когда из-за деревьев выскочили пятеро здоровых лбов. Троих Рублев узнал сразу: типа, который налетел на него у входа в парк, и гнилозубого с дружком, только позавчера испытавших на себе тяжелую руку Комбата. Видно, ребятам показалось мало, пришли попросить добавки. Только эти двое, уже наученные горьким опытом, сжимали в руках обрезки труб, остальные понадеялись на собственные силы.

– Вот и разомнусь как следует, – мелькнула у Комбата шальная мысль.

– Эй, мужик, отдай “котлы” добром, целее будешь, – потребовал тип с длинными, как у обезьяны, руками.

– Приди и возьми, – ответил Комбат, невольно повторяя фразу героя древности.

– Тебе повезет, если у тебя отыщется дружок в реанимации, – угрожающе сказал обезьянистый тип.

Похоже, он был за главного у нападавших. По его знаку пацаны стали расходиться веером, норовя окружить Комбата и наброситься со всех сторон. Но у Рублева были свои соображения относительно предстоящей схватки. Парень с распухшим носом явно побаивался своего обидчика, хотя держал в руке увесистую железяку и мог рассчитывать на поддержку четверых дружков. Комбат бросился на него, у парня не выдержали нервы, и он отскочил в сторону, что стало полной неожиданностью для наступавшего рядом с ним молодца. Рублев, продолжая движение, ударил его сбоку в лицо, вложив в удар всю силу. Раздался отчетливый хруст и вслед за ним одновременно два вопля.

– Горшок, ты куда, падла? Стоять! – рявкнул длиннорукий и, перекрывая его зычный голос, над площадкой взметнулся полный боли вопль:

– А-а-а!

Что ж, случалось и Комбату ошибаться. Он хотел просто железно выключить одного из нападавших, а вместо этого изувечил его. Рублев замечал за собой такое и раньше, когда ему приходилось иметь дело с отпетым хулиганьем. Вроде задумываешь один отработанный удар, а рука наносит другой, тоже великолепно поставленный, но гораздо более опасный для здоровья противника.

Вопль оборвался, но боль так моментально не проходит, скорее всего изувеченный потерял сознание от болевого шока. Его дружки замерли в нерешительности, и лишь злобные вопли длиннорукого заставили их атаковать. Гнилозубый, жаждавший мести, а потому активнее всех рвавшийся в драку, первым бросился на Комбата. Он решительно замахнулся обрезком трубы. Ах, какой это был замах! С такого замаха не то что человека – слона можно было уложить. Но бандиты недооценили противника. Они видели перед собой зрелого мужика очень приличных габаритов, знающего толк в кулачном бою. Но им и в голову не приходило, что мужик с его возрастом и весом способен на приемы в стиле Ван Дамма. Гнилозубый увидел только мелькнувшую ногу, после чего отправился в свободный полет, сметя по пути одного из дружков.