Книга Мысли - Андрей Демидов

В прошлом он оказался летчиком истребителем, получившим в боях под Берлином «Золотую Звезду» Героя. Дед тоже был со странностями.

Во первых, он заполнил тесную квартирку стопками мемуарных маршальских томов, состоящих сплошь из «ура операций» всех стадий войны. Во вторых, беспрерывно вонял казеиновым клеем, мастеря модели прославленных самолетов Ил 2, которые чаще смахивали на неопознанные летающие объекты. Бесформенные и уродливые, они были хаотично утыканы торчащими во все стороны стволами пушек и пулеметов. В третьих, он разговаривал так, будто отдавал приказы, сообразуясь с уставными выражениями, типа: «Слушай мою команду. Николай направляется за картошкой, Мария Владимировна налево! За стиральным порошком и в сберкассу, узнать, пришла ли пенсия. Шаго ом марш!»

Он часто огорчался, что не разбомбил до основания здание Рейхстага и недострелил кого то, о чем громогласно заявлял обычно часа в два три ночи, катаясь по супружескому ложу, с воображаемыми дугами штурвала в руках, давя большими пальцами несуществующие кнопки пулеметных гашеток.

Катя, знавшая, в какой обстановке жил и рос Николай Брызгалов, сначала удивлялась его спокойствию и безразличию, а потом поняла, что его слабая эмоциональность связана с некоторой природной туповатостью. Впрочем, это давало и некоторые преимущества в дружбе с ним. Он мог часами сидеть уставившись в телевизор или в потолок, есть то, что ему подсовывали, не требовать внимания и развлечений — одним словом, не надоедать.

Когда ему говорили «сидеть», он сидел.

Когда ему говорили «ждать», он ждал.

Слава Бабкин был не таким. В его прозрачных глазах с томной поволокой светилась хитрость, себялюбие и желание быть в центре внимания. Заводя разговор с незнакомой девушкой, он изображал человека всеми безусловно любимого, немного снисходительного, чуть утомленного жизнью и домогательствами особ противоположного пола. Это почти всегда действовало безотказно. Объект Славкиного интереса проникался уважением и нежными чувствами, хотя были и осечки вроде той, что произошла с Катиной двоюродной сестрой, студенткой Плехановки. После разговора с Бабкиным она вышла на кухню, где Катя с Леной мерили спекулянтские мокасины, глотнула из банки яблочного сока и с усталым видом опустилась на табурет:

— Нет девчонки, самовлюбленного болвана, подобно этому, я давно не встречала. Он смотрит на меня такими глазами, будто я сейчас брошусь ему на шею, раздвину ноги и заставлю себя осчастливить. А что он говорил! О боже! Какие то беженцы, какой то Ташкент, перестрелки русских с узбеками в городском парке, изнасилованные русские женщины по кустам, какие то ножевые ранения на его спине. Он показывал странные язвы. А по глазам видно, что врет. И к тому же, кажется, он трус.

Лена тогда зашипела, отбросив не подошедшую ей туфлю:

— Во первых, не ори так громко, он может услышать. Во вторых, Слава не врет про Ташкент. Он в принципе беженец. Семья в прошлом году перебралась в Москву, и они теперь живут у каких то дальних родственников, которые уже злятся. Живут вшестером в двухкомнатной квартире. Его отцу что то обещали в исполкоме, но сама знаешь, как в Москве с квартирами. А мать, кстати, нашла какого то мужика с жилплощадью и решилась на жертву. Развестись со Славкиным отцом, фиктивно выйти замуж, потом снова развестись, поделить квартиру того мужика и снова вернуться к первому мужу и Славику. Видишь, как несчастно живут люди.

Катина двоюродная сестра, снова глотнув сок, поперхнулась и закашлялась:

— Вот оно в чем дело. То то он к тебе прицепился как клещ. Когда наглец тебя разыскивал, даже нам звонил: «Здрасьте, а Лены нет?», причем часов этак в двенадцать ночи. Я дала трубку деду, он ему всыпал перец в ухо! Так, значит, беженец. Скажи ка мне, Лена, статус беженца разве исключает тот факт, что он подлец и трус? «Беженец» — разве это аргумент? Нет. Это повод поплакаться в жилетку и влезть в душу, чтобы покопаться там грязными пальцами. Ну как, кстати, квартира то твоя ему нравится? Трехкомнатная все ж. Наверное, тоже всей семьей продумали: осторожненько, чтобы не вспугнуть, жениться, развестись, делиться… Так?

Лена вспыхнула и выбежала в прихожую. Хлопнула дверь. Кате стало обидно за подругу.

— Прошу Славика нашего не обижать! — крикнула она и кинулась за Леной. Они вместе вбежали в комнату, обнялись и заплакали. Не обращая на них внимания, закрыв глаза на ковре сидел Слава Бабкин. Разговора он не слышал — из магнитофона во всю мощь раздавался «Приветливый месяц».

— Ты слышишь меня или нет, Катя? — Света дернула ее за штанину, заглянула в глаза.

— Ах да, да. Замечталась я что то…

— То то и видно. О хорошем хоть?

Катя пожала плечами. В прихожей подруга по прежнему разговаривала по телефону:

— Нет, сегодня, наверное, не получится… Что?… Зачем?… Не надо. Когда он приедет, то сам позвонит… Что?… Да. Он обещал… Нет, еще не пришли. Ну и что… Нет, не хочу…

Света ухмыльнулась, забралась с ногами на кровать и немигающим взором уставилась на Катю:

— Так я дорасскажу, значит… Вот. Славик и говорит ей: «Лен, раз ты такая близкая подружка Петюни, познакомь меня с ним».

Та спрашивает: «Зачем?» А он ей: «Хочу в «Месяце» петь». У нее легкий шок, но виду не подает… А ты что так удивляешься? Ты что про это не знаешь, что ли?

— Ну почему… знаю… — выдавила из себя Катя, понимая теперь причину резкого смещения бабкинских акцентов на ее подругу. Теперь все прояснилось: Ленка пообещала устроить знакомство и стала более ценной для него. К тому же здесь его принимают лучше. Катя вздохнула и подумала: «Надоели они оба, и Славик и Коля, — дураки какие то. Вот Денис совсем другой… Но почему же он не берет трубку?»

Вслух же она сказала:

— Ты говори, говори, Светочка, всегда интересно слушать, как наши похождения выглядят со стороны…

Та оживилась, подобрала колени, откинула волосы со лба:

— Вот, значит, она и говорит Славику: «… хорошо, позвоню Болотникову по этому вопросу, он, кажется, собирался на дачу в эти выходные, и на всю неделю, может быть уже уехал». Но Славик умоляет Ленку: «Найди его, это очень важно для меня. Талант пропадает». Представляешь, талант! А сам поет фальшиво. Если б моя преподавательница по виолончели, Тамариха, услышала, то точно скончалась бы на месте. Ну ладно… В общем, Ленка говорит: «Хорошо, подумаем, как его найти». И потом почти месяц про…

— И давно ты про это знаешь? — перебила девушку Катя.

— Недели три уже. А ты что…

— Да нет, я, конечно, все знаю. Просто показалось, что не так давно это было. Ну и?…

Света заерзала, потянула нитку из разорванной штанины застиранных джинсов:

— Точно, недели три назад, почти месяц, ну это не важно. Важно, что Славик все это время постоянно названивал, приходил сюда. Сидел до двенадцати, до часу, все напирал на то, что она обещала. А Ленка все крутит: то не приехал Петюня, то уже уехал и забегал проститься на пять минут и она не успела или забыла спросить. Но Бабкин все не отстает и не отстает. Пел тут. Вот умора. «Голос, — говорит, — у меня классный, сейчас спою, а ты потом передай ему, что голос хороший и общие данные тоже». Представь себе, Кать, орал как мартовский кот, в которого швырнули пустой бутылкой. Жуть. Ну крутила она, крутила, делать нечего. Говорит ему: на даче, мол. Он требует съездить, раз она на всех болотниковских дачах была и знает, где это находится. Собрались, поехали. Брызгалов тоже увязался, или Славик, что ли, его взял. Электрички, все такое, поздний вечер, а Брызгалов типа лосяра, типа защитник чертов… Поехали, значит…