Книга Брак по-американски - Анна Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ты только послушай! — не сдавался Яшка. — Горе у меня, тётка любимая умерла, вчера хоронили. Так я на кладбище, во время похорон, очень хорошего товарища для тебя присмотрел, хочу дать твой телефон.
— Надеюсь, он ещё жив, товарищ твой? — съязвила я.
— Жив, конечно, ты что! Очень даже симпатичный!
— Яша, умоляю тебя, оставь ты меня в покое, мне твои симпатичные уже в печёнках!
Я в сердцах шмякнула трубку, перевела дух и вдруг расхохоталась. Ну, надо же! Целых триста долларов!
Ну, а вы знаете себе цену? Я теперь знаю. И, учитывая мой возраст и не очень крепкое здоровье, я ещё, оказывается, ого-го, чего и вам желаю!
Из разговоров…
Объявление в русской газете:
«Девушки! Осталось меньше года! Это тот срок, за который я должен решить свою судьбу! Спешите! Могу и передумать! Вадим»
— Здравствуйте, я звоню по вашему брачному объявлению. Хочу познакомиться.
— А какой у тебя размер члена?
— Не знаю, не мерил…
— Так ты сначала вынь да померь, а потом звони порядочным женщинам!
Дорогие женщины! Берегите своих мужей! Самый плохой из них, если только не дерётся, лучше тех, которые придут к вам свататься!
Дорогие мужчины! Берегите своих жён! Они вас терпят, а попадётесь другой женщине, она от ваших фокусов устанет и уйдёт, да ещё и юмористический рассказ про вас напишет. И будет весь мир над вами смеяться!
Люди, любите друг друга!
Маленькая девочка лет пяти гуляла с мамой напротив Дворца Бракосочетаний. Большие красивые машины, одна за другой, отъезжали от подъезда, увозя с собой новоиспечённых молодожёнов.
Каждая машина была наполнена белым воздушным облаком невесты и женихом, похожим на чёрную лакированную палочку, бережно придерживающую облако, чтобы оно случайно не улетело.
— Мама, куда их всех везут? — спросила девочка.
— В новую жизнь, — улыбнувшись, ответила мама.
— Когда я вырасту большая, я тоже хочу быть тётей-невестой и в красивом белом платье уехать в новую жизнь! — мечтательно вздохнула девочка…
Почти все когда-то, молодые и счастливые, уезжали в эту неизвестную, но полную надежд и очарования новую жизнь. Многие, увы, вернулись обратно, усталые, больные и раздражённые. По усам, как говориться, текло, а в рот не попало.
«Как же так? — спрашиваем себя мы. — И почему именно со мной произошёл весь этот ужас?»
Чтобы достигнуть настоящей мудрости, сначала нужно побывать в ослиной шкуре.
Когда мне было пять лет, я пришла из детского сада и выпалила с порога:
— Папа, а ты знаешь, евреи не за нас!
— С чего это ты взяла? — удивился папа.
— Сегодня наша воспитательница Галина Николаевна говорила. А ты не знаешь, так не смейся! — назидательно сказала я голосом Галины Николаевны.
— Между прочим, — тем же тоном передразнил меня папа, — я — еврей, и мама наша тоже еврейка, так же, как твои бабушки, дедушки, дяди и тёти, а, самое главное, ты сама — еврейка!
— Я — шатенка, а еврейкой быть не хочу! Все говорят, они плохие, не за нас! — упрямо стояла на своём я.
— А Чарли Чаплин? Эйнштейн? Карл Маркс?
— И Карл Маркс тоже? — изумилась я.
— Конечно! И все наши друзья, которых ты так любишь, дядя Абраша, тётя Дифа. Мы все — евреи. Ничего плохого в нас нет, и, тем более, мы не можем быть не за нас!
— Я в растерянности отошла от папы и села на диван. Чувствовать себя еврейкой было очень странно и обидно. Вдруг оказалось, что я не такая как все в нашей группе, Люда Петрова, Таня Серебрякова, мои любимые подружки. Но быть как Карл Маркс — очень здорово! Он после Ленина и Сталина — самый главный! Хоть тут повезло!
Я пошла на кухню. Соседка Таисия Ивановна с головой залезла в духовку, засовывая туда что-то необыкновенно вкусно пахнущее.
— Таисия Ивановна, — загадочно произнесла я, — вы знаете, какое счастье?
— Ну? — не вылезая из духовки, пробурчала Таисия Ивановна.
— Карл Маркс — еврей! — с торжеством выдохнула я. — Мне папа сказал!
— Ещё бы! — странно фыркнула Таисия Ивановна, вылезла из духовки и ушла из кухни с таким видом, будто Карл Маркс был не такой, как мы, а такой, как она!
На следующий день в детском саду я подбегала ко всем и гордо объявляла:
— Карл Маркс — еврей, и я тоже!
Никто почему-то не радовался, а Люда Петрова и Таня Серебрякова перестали со мной играть.
За обедом ко мне подошла воспитательница Галина Николаевна.
— Это ты всем рассказываешь про Карла Маркса? — строго спросила она.
— Он — еврей, — уже не так уверенно повторила я и сосем тихо добавила, — и я тоже.
— За столом не болтают! — отрезала Галина Николаевна и больно ущипнула меня за руку.
Вечером, когда я ложилась спать, папа подошёл ко мне, как всегда, сказать «Спокойной ночи!»
— Что это? — нахмурился он, увидев около моего плеча два огромных синяка.
— Это меня Галина Николаевна ущипнула за нашего Карла Маркса. Папа, ты точно знаешь, что он — еврей?
— Точно знаю. Спи, не волнуйся! Спокойной ночи!
Обычно утром мы с папой вместе выходили из дома, переходили через дорогу и шли в разные стороны. Я — в детский сад, папа — на работу. В этот день папа неожиданно пошёл вместе со мной.
Войдя в раздевалку, он подвёл меня к Галине Николаевне и задрал рукав моей кофточки.
— Здравствуйте, — сказал папа, — Карл Маркс — еврей, а я — судебно-медицинский эксперт, и видеть кровоподтёки на теле моей дочери больше не хочу. Договорились?
Лицо у Галины Николаевны покрылось красными пятнами.
— Договорились, — прошептала она и глазами ущипнула меня ещё раз.
Так я впервые почувствовала себя еврейкой…
Когда моему младшему брату было пять лет, он катался на своём трёхколёсном велосипеде и наехал на прохожего. Брат слез с велосипеда и сказал:
— Дядя, простите меня, я нечаянно!
— Ух, ты, еврей паршивый! — ответил прохожий.
Расстроенный брат пришёл домой, рассказал всё, как было, и спросил:
