Книга Книга нечестивых дел - Элль Ньюмарк

— Ландуччи и Борджа слишком умны, чтобы поверить слухам. Дож — другое дело. Ему осталось жить так мало, что не хватит времени отыскать утром ночной горшок, не то что книгу.

Старший повар что-то пробормотал, но я не расслышал, и жена принялась его утешать:

— Успокойся, Амато. Даже если дож найдет эту книгу, что изменится? Магических формул не существует. Пусть уж кто-нибудь обнаружит ее и положит конец слухам.

— Все не так просто.

— Не терзай себя. Нет ни алхимии, ни бессмертия. Что же до любовного зелья…

Я затаил дыхание.

Голос синьоры Ферреро стал шаловливым.

— Иди сюда, любимый… — Роза прошептала что-то еще, простыни зашелестели, и она по-девичьи рассмеялась. Сердце громко застучало в моей груди, пульс эхом отозвался в висках, кончики пальцев закололо иголками. Я понимал, что пора уходить. Уж не отведали ли они любовного напитка?

— Наше любовное зелье не поможет дожу, — продолжала женщина. — Оно годится только для нас. Иди ко мне… — Снова шелест простыней, шепот и смех. — Ведь девочки заснули?

— Мысли не дают мне покоя.

— До такой степени? — проворковала синьора Ферреро.

— В таком случае тебе не помешает глоток… — Опять зашелестели простыни, скрипнул открываемый ящик шкафа звякнули бокалы, и в них полилась жидкость. Вслед за этим по балкону распространился странный аромат: с примесью то ли дыма, то ли орехов. Он напомнил мне жареные каштаны. Необычный, неведомый, обволакивающий запах. Женщина что-то соблазнительно мурлыкала, словно наслаждаясь вкусом. — Ну так как, любовь моя?

Коты тем временем застыли с выгнутыми спинами, уставившись друг на друга.

— Не сегодня, Роза, — ответил старший повар.

Повисла пауза, затем в кровати заворочались.

— Амато! — Ее голос звучал удивленно. — Ты меня отталкиваешь? — Звякнуло стекло, бокал поставили на прикроватную тумбочку.

— Извини, — пробормотал синьор Ферреро, — не могу выбросить мысли из головы. С этой книгой связано больше, чем тебе известно.

— Что именно? — Секунда бежала за секундой, но старший повар молчал. — Амато, ответь!

Я с нетерпением ждал, что он скажет, и прижался спиной к стене, чтобы держаться подальше от котов. Шерсть на их загривках поднялась, и от этого они казались вдвое больше, чем на самом деле. Один ворчал, другой шипел, затем оба прыгнули. Я не знал, чего боялся сильнее: пострадать в этой битве от острых когтей или быть обнаруженным синьором Ферреро. Кошачьи крики пронзили ночь — дикие вопли пробирали до костей, точно рядом избивали детей. Я услышал, как в спальне сказали:

— Боже, это еще что такое? — Старший повар бросился к двери и распахнул ее настежь.

Он стоял и вглядывался в темноту. Я чувствовал его присутствие в нескольких дюймах от себя и еще сильнее вжался спиной в стену. При этом я крепко зажмурился, как ребенок, считающий, что если он не видит, то и его не заметят. Волосы стали влажными от пота.

— Брысь! — крикнул синьор Ферреро. Из спальни вылетела тапочка и угодила одному из котов прямо в голову.

Раздался визг, и я разлепил веки. Коты отступили в тень и продолжали зло и настороженно мерить друг друга взглядом, остерегаясь нового нападения.

— Наверное, следует завести собаку, — пробормотал старший повар.

На балконе показалась его голая нога, и у меня похолодело в животе. Но в этот момент из спальни раздался голос синьоры Ферреро:

— Амато, возвращайся! Расскажи мне о книге.

Он несколько секунд колебался, затем нога исчезла.

— Похоже, они успокоились. — Синьор Ферреро вернулся к жене, и в спальне наступила тишина. Вода плескалась о борта его гондолы, коты угрожающе ворчали друг на друга. — Роза, ты будешь моим пробным камнем, — наконец заговорил он.

— Что за драматизм? Объяснись.

— Это странное убийство символично. Думаю, настало время рассказать тебе о книге. Но никогда не повторяй моих слов — ни одной живой душе. А если почувствуешь опасность, если однажды я не вернусь с работы, немедленно переезжай к сестре. Но не надолго. Как только представится возможность, отправляйся к отцу в Аосту. Он сумеет спрятать тебя в горах.

— Ты меня пугаешь, Амато. Не томи, скажи, что происходит?

Кровать скрипнула: старший повар придвинулся к жене. Я еще приблизился к двери, приложил руку к уху и напряг слух.

— Роза… — начал синьор Ферреро.

Один из котов, словно марионетка кукольника, взмыл вертикально вверх и бросился на другого. Ночь разорвал пронзительный визг. Коты находились от меня на расстоянии вытянутой руки, и я заметил, как когти полоснули по желтому глазу. Я вжался в угол между стеной и ограждением балкона и поднял руку, защищая лицо. Схватка сопровождалась дьявольскими воплями.

— Господи помилуй! — воскликнул старший повар и, снова вскочив с кровати, бросился к двери.

— Амато! — испугалась синьора Ферреро. — Не выходи! Тебя расцарапают!

Вторая тапочка пролетела в воздухе.

— Убирайтесь, отродья сатаны! — Старший повар плотно захлопнул за собой балконную дверь.

Один из котов с жалобными стонами и визгом рухнул бесформенной кучкой на пол и застыл. Судя по всему, он лишился жизни. Другой — с победным мяуканьем выгнул спину. Однако побежденный поднялся и, восстав из мертвых, спрыгнул с балкона и исчез в ночи. Победитель сел и принялся приводить в порядок лапы, шерсть на его загривке опустилась.

Я так сильно прижимался к перилам, что у меня заболели ребра, и теперь, когда дверь балкона была закрыта, не слышал, что говорил синьор Ферреро своей жене. Наступила давящая тишина, пока Роза приглушенно не воскликнула:

— Мадонна миа!

Я рискнул заглянуть в окно спальни: синьора Ферреро плакала в объятиях мужа.

Глава VII

Книга визитов

Мой наставник редко говорил о себе, снискав репутацию скрытного и немного странного человека. Люди замечали за ним всякие чудачества — сами по себе незначительные, однако все вместе превращавшие старшего повара Ферреро в загадку вроде индийского торговца благовониями, которого с трудом можно было разглядеть за завесой ароматного дыма.

Синьор Ферреро, разговаривая с поварами, умудрялся сочетать дружелюбие со сдержанностью, чуть более явной, чем того требовала профессиональная дистанция. Во время работы он выглядел виртуозным художником — немногословным, серьезным, с острым глазом и тонким вкусом, что позволяло ему точно оценить свои кулинарные творения. Когда он готовил по своим личным рецептам, которыми ни с кем не делился, его скрытность превращалась в манию, так что повара начинали ворчать: мол, есть такие люди — стоит им нацепить шефский колпак, и они тут же начинают важничать. Даже те отеческие шлепки, которыми он награждал меня, казалось, были сделаны украдкой, и синьор Ферреро всегда уходил, прежде чем я успевал что-либо ответить.