Книга На фронтах Первой мировой - Сергей Куличкин

Между тем «разбитый» в понятии Жилинского и Ренненкампфа, а на самом деле потерянный противник, закончил сосредоточение против армии Самсонова практически всю Восточно-Прусскую группировку (16 полнокровных дивизий против 8 расстроенных русских. – С.К). Двойное превосходство. Ренненкампфа сдерживал лишь небольшой заслон из кавалерии и ландвера. К этому же времени в руки немцев попали планы русского командования, найденные на убитом офицере, и они полностью прослушивали незашифрованное русское радио. Опять связь, опять досадное стечение обстоятельств. Можно, конечно, и здесь процитировать Зайночковского: «На французском театре германцы были принуждены в начале войны также перейти к незашифрованным радиограммам после почти общих случаев путаницы шифров». Но что нам французский фронт? Здесь в Пруссии Гинденбург и Людендорф задумали окружить и уничтожить всю армию Самсонова. Задумка, прямо скажем, нереальная, прежде всего из-за недооценки силы русских. К тому же на направлении главных ударов должны были действовать генералы Франсуа и Макензен, которые после Гумбиннена как раз понимали силу русских и не хотели рисковать. А без риска какие могут быть Канны?

26 августа немцы силами двух корпусов и ландверной бригады атаковали правофланговый 6-й армейский корпус генерала А. А. Благовещенского. Удар был не такой уж и мощный, но командир корпуса после первых же донесений бросил вверенные ему войска и бежал. Корпус последовал за своим командиром и откатился до самой границы, полностью обнажив фланг и тылы все еще наступающего 13-го корпуса. Вот где преступная трусость, в которой порой обвиняют Самсонова. Как тут не согласиться с А. Керсновским: «Генерал Благовещенский заявил, что он “не привык быть с войсками”. Мы видим, что в русской армии могли быть начальники, “не привыкшие быть с войсками”, что подобного рода начальникам вверяли корпуса и что у них не хватало честности сознаться в своей непривычке в мирное время и уступить свое место более достойным». Стыд и срам! Удивительно еще, почему при этом немцы замедлили темп своего наступления.

На следующий день основные события развернулись на другом фланге армии Самсонова в районе Уздау и Зольдау И здесь происходят удивительные истории. Немцы пошли вперед, даже заняли Уздау, но русские контратакуют и не только останавливают противника, но и наголову разбивают его 41-ю пехотную дивизию. Эта дивизия сама попала в окружение. Официальный немецкий источник сообщает: «Войскам пришлось прорываться обратно через двух с половиной километровый широкий прорыв… было потеряно 13 орудий и 2400 человек… В последних боях 41-я дивизия потеряла треть своего состава, после этого последнего несчастного наступления остатки имели небольшое боевое значение». И тем не менее корпус генерала Артамонова начал отходить не только к Зольдау, но и южнее. До сих пор историки не могут этого понять. Обвинить генерала Артамонова в трусости, как Благовещенского, невозможно. Он впал в другую крайность – с винтовкой в руках пошел в передовые цепи, воодушевлял роты, но полностью потерял управление над корпусом и, в конце концов, отдал приказ об отступлении. Самсонов успел отрешить этого сумасброда от должности, но корпус-то откатился.

Как же все это досадно и горько понимать сейчас. Не успокаивает и крах плана Гинденбурга устроить русским настоящие Канны. Ибо два русских корпуса он уже упустил. Но наши 13-й и 15-й корпуса все еще продолжали лезть в петлю, и уж их-то лучший немецкий полководец Первой мировой войны решил полностью окружить и уничтожить. Операция пройдет успешно, но, на мой взгляд, полного окружения и уничтожения, как это будет потом преподноситься, не произошло. Вместо классических Канн шло беспорядочное сражение перемешанных войск, хотя немцы вышли на тылы 2-й армии и окружили 13-й и 15-й корпуса. Жилинский наконец понял масштаб катастрофы, отдал приказ об отступлении, но Самсонов уже отправился лично спасать положение в штаб 15-го корпуса, сняв при этом телеграфный аппарат. Роковая, на мой взгляд, ошибка. Самсонов и никто другой несет личную ответственность за то, что его окруженные корпуса не смогли противостоять отнюдь не безупречному противнику. При наличии четкого управления корпуса имели все шансы вырваться из окружения. Однако в отличие от любимца неофитов А. Керсновского, я все-таки не могу назвать Самсонова «ничтожным». Не мог этот человек прыгнуть выше головы, выше уровня начальника кавалерийской дивизии. Да еще имея в подчинении таких командиров корпусами и подчиняясь такому командующему фронтом. Такая трагедия часто случается с полководцами мирного времени.

Но и в этой беспорядочной, с переменным успехом, борьбе в окружении русские солдаты, офицеры и генералы среднего звена проявили себя выше всяких похвал. Приведу лишь несколько свидетельств очевидцев. Командир 13-го корпуса генерал Клюев писал: «Прикрывавший тыл 143-й пехотный Дорогобужский полк во главе с доблестным командиром полка полковником Кабановым имел славный бой с немецкой бригадой. Целый день сдерживал он атаки немцев, три раза отбрасывал их штыками. Командир полка был убит, а остатки полка присоединились к корпусу лишь к ночи. На месте боя похоронено 600 немцев». Участник боя Каширского пехотного полка рассказывает: «Около 5–6 утра из леса вышла большая немецкая колонна. Колонна шла без охранения. Это была 37-я пехотная дивизия. Когда голова колонны подошла на 600–800 шагов, по ней был открыт ураганный картечный, пулеметный и ружейный огонь, доведенный до стрельбы почти в упор. Немцы не выдержали и обратились в бегство, оставив на поле боя груды убитых и раненых. Через час то же повторилось с колонной дивизии генерала Гольца. Наступление затихло, и только после огневого удара артиллерией 100–150 орудий каширцы были смяты. Издали казалось, что каширцы вместе с землей приподняты в воздух. Спастись удалось немногим». Даже немецкий официальный источник доносил об отступлении немецких войск на ряде участков: «Беспокойство, охватившее штаб 8-й армии, заставило генерала Гинденбурга отправиться на место паники и личным присутствием способствовать восстановлению порядка, но паника в районе Танненберга приняла уже стихийный характер. Навстречу автомобиля генерала Гинденбурга неслись галопом транспорты, тяжелая артиллерия с криком “Русские наступают”. Дороги были сильно запружены. Автомобиль командарма рисковал быть увлеченным потоком бегущих. Гинденбург при виде общей паники должен был свернуть на Остероде. И все-таки немцы быстрее оправились от неразберихи. Русские арьергарды и авангарды все чаще гибли в атаках и контратаках. Штаб 15-го корпуса был расстрелян из пулеметов, и генерал Мартос взят в плен с оружием в руках. Отход остатков армии под руководством штаба 13-го корпуса проходил в невероятно трудных условиях. Правая колонна прорвалась. Левая в штыки пошла на заслоны генерала Макензена, захватила 20 пушек и погибла около этих орудий. Средняя, при которой находился сам командир генерал Клюев, сдалась уже почти выйдя из окружения. Как свидетельствуют очевидцы, у Клюева “не хватило твердости духа на последние минуты!”» Совершенно растерянный, потерявший последние рычаги управления, потерявший, как он считал, армию и честь, Самсонов застрелился. Вот такой конец. Остатки 2-й армии вернулись на Неман, откуда начали свой бесславный поход. До сих пор историки не могут прийти к общему мнению относительно потерь в этой операции. Одни считают, что русских вышло с боем более 20 тыс. человек, погибло примерно столько же и более 30 тыс. попало в плен. Другие только пленными считают 70 тыс. человек. Что, впрочем, маловероятно, ибо оба корпуса к началу боев в окружении насчитывали чуть более 80 тыс. человек. Доподлинно известно, что у нас убито 10 генералов, в том числе самоубийство Самсонова, 13 взято в плен, потеряно 330 орудий. Но врагу не оставлено ни одного знамени! Нет, не получилось у Гинденбурга Канн, о чем справедливо замечает А. Зайночковский: «Германское командование не имело никаких оснований венчать себя лаврами Ганнибала и провозглашать “Танненберг” новыми “Каннами”, но дело не в форме, по которой были разбиты пять русских дивизий, а в том, что сами по себе “Канны” явились последним, случайным и при этом не главным этапом армейской операции 8-й армии. Русские войска в конечном результате потерпели поражение не столько от германских войск, сколько от своих бездарных высших начальников. Своей боевой службой войска восполняли оперативную немощь высших штабов и начальников, расплачиваясь потерями и поражениями».