Книга Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В спектакле, поставленном Мейерхольдом, актёр Максим Штраух, игравший Победоносикова, носил очки.
Почему? Ведь в пьесе об очках – ни слова! Ни в одной ремарке!
Предложил артисту эту «деталь» внешнего облика главначпупса сам Маяковский. Не для того ли, чтобы подобным выразительным штрихом слегка затушевать сходство Победоносикова и Агранова?
Так что получается, что образом Победоносикова осуждалась не вся «командно-административная система», а всего лишь один её представитель.
В пьесе есть и другие отрицательные образы. Рассмотрим их.
Про секретаря товарища Победоносикова Маяковский сказал в одном из своих выступлений, что он тоже «образец бюрократа». Впрочем, сам Оптимистенко к бюрократизму и к бюрократам себя не причисляет:
«ОПТИМИСТЕНКО. Да вы что, товарищ! Какой же может быть бюрократизм перед чисткой! У меня всё на индикаторе без входящих и исходящих, по новейшей карточной системе! Раз – нахожу ваш ящик. Раз – хватаю ваше дело. Раз – в руках полная резолюция – вот, вот!»
Павел Лавут:
«Маяковский делал ударение в фамилии Оптимистенко на третьем слоге и немного акцентировал по-украински».
Кого, создавая этот образ, имел в виде Маяковский?
Сразу может вспомниться Платон Керженцев, некогда возглавлявший РОСТА, потом ставший послом СССР в Италии, а затем – заместителем заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). Этот партаппаратчик считался специалистом в области НОТ (научной организации труда), был основателем организации «Лига “Время”», впоследствии переименованной в «Лигу “НОТ”», и редактировал журнал «Время». В 1923 году вышли его книги «Организуй самого себя», «НОТ. Научная организация труда» и «Борьба за время». Почётными председателями «Лиги “Время”» были Ленин и Троцкий, а членами президиума – Керженцев, Гастев, Мейерхольд и Преображенский.
Организатором и руководителем Центрального института труда (ЦИТа) был пролетарский поэт Алексей Капитонович Гастев. Он возглавлял всё, что было связано в СССР с научной организацией труда, и поэтому являлся как бы непосредственным начальником Керженцева. Стало быть, именно к Гастеву и Керженцеву следовало обращаться создателям машины времени при возникновении у них каких-то проблем.
Но Маяковский образом Оптимистенко как бы хотел сказать, что никакая «научная организованность» советских бюрократов не изменит – как не было никакого толку от их работы, так и не будет никогда. Поэтому могли ли прообразом Оптимистенко быть Платон Керженцев или Алексей Гастев?
Вряд ли. Ведь Керженцев (его настоящая фамилия – Лебедев) и Гастев были русскими, а у Оптимистенко украинские корни. И Маяковский старательно подчёркивал его не «русское» происхождение. Стало быть, прототипом этого персонажа был кто-то другой. Но кто?
Вглядимся в фамилию Оптимистенко повнимательней! Она начинается с двух уже знакомых нам букв: «ОП», которые уже встречались нам в названии пьесы «КлОП». Там под ними подразумевался (если вторую букву дать в звонком варианте) Олег Баян (он же – Осип Брик).
А что мы имеем в «Бане»?
Ведь не случайно же этот «товарищ Оптимистенко» выведен украинцем! Если два слога, идущие после двух первых букв его фамилии, прочесть справа налево, то получится «симит», слово очень созвучное со словом «семит» (национальность Осипа Брика). Последние два слога фамилии – «стенко» – напоминают слово «стенка». Именно к ней ставили узников чекисты Лубянки, в которой три с лишним года проработал Осип Максимович.
Читая «Баню» в первый раз (22 сентября), Маяковский, по свидетельству Павла Лавута, даже приостановил «читку», чтобы сообщить присутствовавшим, что прообразом Оптимистенко является чиновник, носящий фамилию Осипов. А Осипом звали Брика!
Вот, стало быть, с кого «срисован» секретарь товарища Победоносикова?
А кто был прообразом мадам Мезальянсовой? Её фамилия образована от слова «мезальянс», в переводе с французского означающего «неравный брак».
Разве не вспоминается сразу Лили Брик, состоявшая в каком-то странном браке с Осипом Максимовичем и постоянно заводившая романы на стороне?
В «Мистерии-буфф» образца 1918 года был очень похожий персонаж – Дама-истерика, стоявшая на третьем месте среди действующих лиц. В «Мистерии» 1921 года она передвинулась на пятое место, став Дамой с картонками. В «Бане» мадам Мезальянсова отодвинута на одиннадцатое место, но она не менее шумная, чем Дама-истерика.
И про самый громкий роман Лили Юрьевны – с Александром Краснощёковым – Маяковский тоже вспомнил.
Есть в «Бане» персонаж весьма любопытный. В первых вариантах пьесы он именовался Понт Спичем. «Спич» («speech») в переводе с английского означает «речь». Но речь мистера Спича очень забавна – он говорит, вроде бы, по-английски, но произносимые им слова похожи на русские. Они даже записаны кириллицей. Вот как выглядит самая первая его фраза:
«Ай Иван в дверь ревел, а звери обедали. Ай шёл в рай менекен, а енот в Индостан, переперчил ой звери изобретейшен».
Иными словами, можно сказать, что у этого персонажа сильный русский акцент.
Другое не менее экстравагантное действующее лицо – сопровождающий мистера Понт Спича некий Иван Иванович. Он говорит по-русски очень бойко. И постоянно напоминает, в каких зарубежных странах ему приходилось бывать. Но при этом демонстрирует о них до смешного примитивные впечатления:
«– Вы бывали в Швейцарии? Я был в Швейцарии. Везде одни швейцарцы. Удивительно интересно!..
– Вы были в Англии? Ах, я был в Англии!.. Везде одни англичане. Я как раз купил кепку в Ливерпуле и осматривал дом, где жил Антидюринг! Удивительно интересно!»
Книгу Фридриха Энгельса «Анти-Дюринг», в которой подвергались критике взгляды немецкого философа Евгения Дюринга, Маяковский, как мы помним, читал ещё в гимназии. Иван Иванович, судя по всему, с этой книгой знаком не был – он только слышал о ней, и поэтому считал, что Антидюрингом зовут героя сочинения классика марксизма, чем демонстрировал своё глубокое политическое невежество.
При возникновении любой жизненной сложности Иван Иванович тут же спрашивал: «У вас есть телефон?» И рвался позвонить «Николаю Ивановичу», «Владимиру Панфилычу» или даже самому «Семёну Семёновичу» – с тем, чтобы «открыть широкую кампанию».
Павел Лавут потом вспоминал:
«Не раз Маяковский спрашивал знакомых, в том числе и меня, когда я только мечтал об аппарате в новой квартире: „У вас есть телефон?“, и, получив отрицательный ответ или даже не дождавшись такового, тут же сам отвечал, не делая паузы: „Ах, у вас нет телефона!“
