Книга Проживи мою жизнь - Терри Блик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это заявление уже совсем не понравилось Шамблену. Пока говорили, осторожно, чтобы не было слышно клавиш, запустил программу слежения, чтобы определить, где находится обычно разумная и далёкая от полевых деталей Верлен. Мысленно охнул: кажется, дело принимает скверный оборот. Ещё раз попытался до неё достучаться, назвав девушку домашним именем:
– Май, послушай. Надеюсь, ты не собираешься ходить сама? Ты последнее время мало спишь, у тебя большие нагрузки…
Попытка оказалась неудачной: ответные слова высыпались колотым льдом за шиворот:
– Ты что, во мне сомневаешься?
Анри только вздохнул:
– Я в тебе уверен, и ты это знаешь. Я, как обычно, перестраховываюсь и просто делаю допущение.
– Не нужно допущений. Всё, что мне нужно, я уже сказала. Будь добр, исполни. Завтра встретимся в офисе, как обычно. Спокойной ночи.
Майя выключила телефон и стиснула руль так, что побелели пальцы: «Разумеется, Анри прав, работа прежде всего, и не дай Бог из-за усталости пропустить что-то важное. Но, в конце концов, на то и существует команда, которая хотя бы иногда должна самостоятельно концентрироваться и отвечать по процедурам».
Конечно, её всегда нацеливали на то, что именно безопасность банка превыше всего, это не может быть предметом дискуссии или выбора. Но ведь это было до смерти Марты. А после правила перестали работать. Это тогда, в прошлой жизни, все личные дела должны были оставаться исключительно личными.
Расследование убийства Марты – это личное? Судя по позиции отца – да. Безусловно, он недоволен сейчас, и это недовольство усилится: для этого достаточно уже того, что часть системы слежения исполняет её просьбы, ведь père ясно дал понять, что не одобряет её идею. Интересно, знает ли он, какой механизм запущен и сколько уже людей туда вовлечено? Скорее всего, знает. Доброжелателей много. Да и сама не будет скрывать, если он спросит.
Но вечерний разговор стал убедительным доказательством, что из этого дела необходимо исключать лишние глаза и уши. Мало ли, что вскроется, а прилюдно вытягивать тайны Марты на свет будет оскорблением.
Верлен доехала до дома, поднялась в лофт и ещё несколько часов, занимаясь рутинной проверкой поступивших данных, грызлась сама с собой за то, что недостаточно просчитала риски организации наблюдения. И упорно старалась не замечать, отмахивалась, как от незначительной, от тлеющей мысли-искорки: «То, что происходит, принадлежит мне, и только мне».
В громадных колоннах, скрытых драпировками, мягко звучал Жак Брель с его бессмертным «Ne me quitte pas»[14].
Софи сидела в кабинете, не зажигая света, поджав ноги, в большом уютном кресле и немигающе смотрела на плещущие языки огня в камине. «Не покидай меня… Нужно забыть. Забыть эти часы, которые порой убивали ударами расспросов… Я построю владенье, где любовь будет королём, где любовь будет законом, где ты будешь королевой»… С детства знакомая песня вот уже почти год постоянно повторялась в голове. Если бы можно было вернуться, исправить ошибки, если бы можно было уговорить, убедить Поля не наказывать девочку изгнанием.
«Я больше не буду говорить, я спрячусь здесь, чтобы смотреть, как ты танцуешь и улыбаешься, и слушать, как ты поешь, а потом смеёшься… Не покидай меня…» – слова крутились и смыкались душной пустотой, словно огонь камина выжигал воздух.
– Девочка моя маленькая, прости меня. Мы обложили тебя флажками, как волчонка, как чужака, своей слепотой, своими страхами.
Софи сгорбилась, стиснула плечи руками и застонала, пытаясь изгнать навязчивую картину, как холодные нотации Поля ледяными глыбами падали вокруг Марты, как ранили острыми осколками, и какими затравленными глазами смотрела на неё дочь в поисках защиты. Вспышки стыда за молчаливую поддержку мужа стали просто преследовать её.
Пошевелилась, прячась в глубину кресла, закрыла глаза, снова и снова погружаясь в волшебный фонарь той, до-смертельной жизни: вот Марта, шалеющая от танцев и бессонниц, ссорится с ней, потом внезапно умолкает и уходит. Сбегает в учёбу, снимает дешёвые комнаты, устраивается на работу в такси. И всё не для того, чтобы доказать, что она может жить без отцовских денег, материнских наставлений, Майиной постоянной опеки, братской защиты… Только теперь пришло понимание: не «для», нет. Наоборот, «от» того, что семья стала для Марты просто слепыми, бездушными, чужими людьми.
– Ты не могла быть, как все. Просто – не могла, а что мы сделали для тебя? Хлестали ранящими словами, дожидаясь жалобного визга? Неужели Поль ждал от тебя жалких слов? Трусливых рыданий? Он ошибся. Ты оказалась Верлен больше, чем мы с отцом. Почему? Почему я не защитила тебя? Софи сидела неподвижно, молчала. Не отводила взгляд от пламени. Не плакала. Только закушенная губа белела.
Шесть утра. Косые лучи солнца заливали лофт так, что глазам было больно. Ежедневный ритуал: перед тем, как пойти в душ, постоять у огромного окна, глянуть вниз, где сонные ленты тротуаров ещё не разбужены тысячами каблуков, подошв, роликов и колясок, но в оставленных ночным дождём лужах уже отражаются расплывчатые силуэты облаков. Вместо залива – дрожащее в призрачной прохладе марево. И внутри сегодня, впервые за много дней, действительно спокойно: дел много, но это как обычно, главное предстоит вечером: аккуратно, исподволь, пробираться в исчезнувшую жизнь сестры. Мысль о вечернем звонке как будто спугнула утреннюю тишину: телефон издал длинную мелодию из звенящих капель – кто-то из семьи. Между лопатками кольнуло беспокойство. Майя подхватила трубку: Август. Странно. Нажала кнопку:
– Доброе утро.
В ответ – хмурый, недовольный, невыспавшийся голос:
– «Хьюстон, у нас проблема»[15]. В общем, тебе тоже доброго, но бросай всё, собирайся. Ты сегодня должна вылететь на Урал, но сначала мы все соберёмся в твоём офисе. Позвони своим замам, пусть будут в восемь на работе как штык.
Майя продолжала говорить спокойно, но уже понимала, что случилось нечто очень серьёзное:
– Асти, подробнее? Что стряслось?
Из трубки полился отборный мат, за ним последовала длинная злая тирада:
– Как директор службы безопасности, ты, в общем-то, должна прежде меня знать о том, что случилось. Ты, блин, ещё спрашиваешь! Ты в курсе, что вчера у нас атаковали серваки? Центральные отстояли, а вот в Екатеринбурге оказались не такие ушлые ребята. Ну, может, поленились, может, элементарно про…, короче, проспали они атаку. Там адская заваруха: походу, в программу всё-таки залетел вирус. И вот ты туда поедешь и будешь разгребать, пока всё не восстановишь. Как понял, приём?
Майя дёрнула мышкой на столе, выводя компьютер из состояния сна: во вчерашних отчётах Костякова не было ни слова об атаках в Екатеринбурге, одном из их крупных отделений в России. Неужели они действительно проспали? Август всё ещё распалялся в трубке. Обрывая его, отчеканила:
