Книга Дом там, где сердце - Шеннон Фаррел

– Мы можем посмотреть, что там, – откликнулась она, отводя взгляд, до этого откровенно устремленный на него. Она отметила про себя, как красив Локлейн в домашней одежде.

Стук в дверь возвестил о том, что принесли ужин. Мюйрин поднялась из кресла и набросила на плечи шаль. Служанка по­ставила поднос и вышла.

– А вы не хотите переодеться, прежде чем мы сядем ужи­нать? – неожиданно спросил Локлейн.

Мюйрин удивленно посмотрела на него.

– Но ведь это совершенно ни к чему, вам не кажется? Уже поздно, мне и так вполне тепло. Если вы не возражаете…

– Вовсе нет.

Он подумал о том, какая она все-таки необычная. Тара никогда не позволяла ему видеть себя не в лучшем виде. Хотя их отношения с самых первых дней были страстными, Тара в те­чение последующих лет постоянно выражала недовольство тем, что он то помял ей платье, то испортил прическу, и они стали заниматься любовью все реже и реже, пока наконец не разо­шлись окончательно.

Позже Локлейн объяснил это ее связью с Кристофером Колдвеллом. Теперь он гадал, не было ли чего-то еще. Дело в том, что Тара была исключительно холодной женщиной, которая не получала особого удовольствия от физической близости. Она была из хорошей семьи, переживавшей тяжелые времена. Поч­ти все те небольшие деньги, которые она получала в Эннискил­лене как швея, она тратила на свою внешность. Именно к это­му она стремилась – иметь пусть несерьезного, но богатого любовника, горько подумал он, опять невольно сравнивая Мюйрин со своей бывшей невестой и понимая, что Тара явно про­игрывает рядом с ней.

– Идите поешьте, Локлейн, – взяв его за руку, позвала она, заметив, что мысли его витают где-то далеко.

Она наполнила его тарелку, затем положила себе всего по чуть-чуть и села. Все было очень вкусным. Локлейн заметил, что она заказала самые дешевые, но питательные блюда. Они доели овощи и почти разделались с картошкой. Из оставшегося хлеба и кусочков мяса Мюйрин сделала бутерброды, чтобы можно было перекусить на следующий день в пути, и завернула их в чистую салфетку вместе с оставшимся картофелем.

Теплая ванна, горячая еда и поздний час сделали свое дело: оба захотели спать. Они отодвинули столик от камина, чтобы можно было сесть поближе к огню, и сидели, попивая кофе, который, как заметила Мюйрин, был ее слабостью. Они с до­вольным видом смотрели на потрескивающие огоньки пламе­ни, едва соприкасаясь коленями.

Локлейн любовался лицом Мюйрин, поглядывая на нее из-под припухших век, и наконец произнес:

– Должен сказать, Мюйрин, что вы справились со всем уди­вительно легко.

– У меня ведь не было особого выбора, не так ли, Локлейн? – она пожала плечами.

– Был, моя дорогая. Вы могли вернуться в Шотландию, окон­чательно решив покончить с Барнакиллой. Возможно, завтра вы пожалеете, что не сделали этого.

– Вы тоже хорошо справились, Локлейн. Ведь вам это было нелегко.

– Может, и так, но я должен быть сильным. Моя сестра на меня рассчитывает, вы же знаете. Вообще-то все они надеются на меня.

– А теперь и на меня тоже, – грустно заметила она. – На­деюсь, что оправдаю эти надежды.

– Я уверен в этом, Мюйрин. Каждой жилкой чувствую, что все получится.

Мюйрин встала и потянулась.

– А единственное, что чувствую каждой жилкой я, – это то, что у меня все болит после поездки в этой грохочущей ко­ляске. Если вы не возражаете, я ложусь спать.

Она допросила коридорного принести еще горячей воды и грелку для постели, почистила поднос, пока слуги подгото­вили постель и унесли грязную посуду. Затем она принялась доставать теплое белье и чулки. Приготовленную еду она по­ложила возле сумки и вывесила на утро темное шерстяное платье.

Когда они остались одни, Локлейн положил в кресло несколь­ко подушек и взял с кровати свободное одеяло.

Она ошарашенно уставилась на него:

– Что вы делаете?

– Устраиваюсь на ночь.

Мюйрин вырвала одеяло у него из рук и бросила его обрат­но на кровать.

– Я же сказала вам, Локлейн, мы делим все, в том числе и кровать.

Локлейн залился краской:

– Мюйрин, вы сами не знаете, что говорите!

– Ради Бога, я не хочу, чтоб вы замерзли в этом кресле или на полу. Кровать большая, вы даже не заметите, что там буду я. И если это вас успокоит, мы, чтобы сохранить ваше целомудрие, можем разделить кровать бутылками с горячей водой, – ска­зала она с легкой улыбкой.

Локлейн снова зарделся и улыбнулся, в душе высмеяв себя:

– Вы и вправду самая удивительная девушка, которую я знаю.

– Я думала, мы решили, что будем честны друг с другом. Я устала притворяться, устала думать, что стоит делать, а чего не стоит. Мне двадцать один год, я была замужем и всю свою жизнь провела на ферме. Я не питаю иллюзий относительно того, что может случиться между мужчиной и женщиной. И еще я знаю, что обычно это бывает по взаимному желанию. Я вам доверяю, Локлейн, поэтому хватит спорить. Я устала и замерз­ла, а утром нам надо рано встать.

– Зачем? – удивленно спросил Локлейн.

– Потому что я забронировала для нас два места в утренней коляске, так что мы позавтракаем и в семь часов уедем.

Локлейн устало потер глаза.

– Я могу узнать, зачем? Посмотрите на себя, Мюйрин, вы же совсем выбились из сил, бедняжка, – сказал он, с особенной нежностью убирая за ухо непослушный черный локон с ее лица.

– Затем, что нам надо приниматься за работу в Барнакилле. Нет никакого смысла оставаться в Вирджинии целый день, что­бы потом приехать в Эннискиллен поздно вечером и ночевать там, поскольку мы не сможем сразу же отправиться в Барнакиллу.

– Похоже, вы все тщательно обдумали, маленькая мисс, – сказал он, неожиданно наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку, но тут же одумался.

– Я стараюсь, Локлейн, правда стараюсь.

– У вас все получается, вы умница. Ну ладно, мы ляжем в одну постель, но я положу между нами подушку и свободное одеяло, чтобы защитить ваше целомудрие.

– Элис бы сказала, что я была всего лишь сорвиголова, у ко­торой никого не было, – усмехнулась она.

– Почему? – удивленно спросил он.

– Ей нравился Августин, но других моих ухажеров она от­шивала. Она говорила мне, что я отыгрываюсь за свою непри­влекательность тем, что таким поведением привлекаю мужчин, заставляя оказывать мне особое внимание.

Локлейн фыркнул, почувствовав неожиданную вспышку ревности.

– А в чем же заключалось это особое внимание? – резко поинтересовался он, и его глаза блеснули.

Мюйрин пожала плечами.

– Ну, танцевали, катались на лошадях, на охоту ездили, бе­седовали.

Локлейн заметно успокоился.