Книга Фаворит. Американская легенда - Лора Хилленбранд

Сухарь был исключением из этого правила. Он мог завалиться набок и спать часами. Может быть, причина такой привычки крылась в том, что он не мог полностью выпрямлять колени, это мешало сухожилиям фиксировать ноги в разогнутом состоянии. К счастью, никаких негативных последствий эта привычка не приносила. И когда все лошади в конюшне поднимали шум, требуя, чтобы им дали завтрак, Сухарь спал до позднего утра, растянувшись на полу стойла. И спал так крепко, что конюхам приходилось прикладывать немало сил, чтобы заставить его встать{87}. Он вел себя так тихо, что однажды помощники Фитцсиммонса забыли о нем и, отправившись выпить пива, оставили на солнцепеке в фургоне для перевозки лошадей на весь день{88}. Спустя несколько часов они нашли его лежащим на боку и мирно спящим. Невозможно представить себе более спокойную и ленивую лошадь. Фитцсиммонс называл его большой собакой, самой ленивой лошадью, с которой он когда-либо работал. Единственное занятие, к которому Сухарь относился серьезно, помимо сна, была еда. Ел он постоянно, с большим энтузиазмом.

Сухарь мог быть вполне милым животным, но перспективы его карьеры выглядели довольно неясно. Конь был медлительным, как улитка. Он едва поспевал за партнерами по тренировкам, следуя за ними с легкомысленной неспешностью. И сколько над ним ни бились, улучшений не было. «Парни, которые им занимались, могли делать с ним все, что угодно, – вспоминал Фитцсиммонс, – все, только не заставлять бегать по утрам… Я даже думал, что он просто не может скакать»{89}.

Но со временем что-то в поведении Сухаря – возможно, отсутствие пота после тренировок или хитрый блеск в глазах, который свидетельствовал об уме и коварстве, – заставило Фитцсиммонса усомниться в правильности своих выводов. «Он был умным, как филин, – вспоминал позже Фитцсиммонс. – Слишком тихим, слишком смирным». Тренер стал подозревать, что конь может быть таким же непокорным, как и его отец, только гораздо хитрее. Его отец впадал в ярость, а Сухарь, казалось, забавлялся. «Он напоминал мне птицу, которая умеет петь, но не станет этого делать, пока ее не заставишь», – заметил как-то тренер{90}.

И Фитцсиммонс заставил. «Я решил обмануть Сухаря, – объяснял он, – показать, что ему меня не провести». Однажды утром, тренируя однолеток на дистанции в два фарлонга, четверть мили, тренер разбил их на пары. Сухаря пустил в паре с Фаустом, самым резвым однолеткой в конюшне, будущим победителем призовых скачек. Фитцсиммонс велел наезднику найти палку, которую можно использовать вместо хлыста{91}. Это стало радикальным отступлением от обычных методов тренировок, применяемых Фитцсиммонсом. Он запрещал наездникам пользоваться хлыстом во время тренировок. Тренер считал, что у скаковых лошадей азарт в крови и их не нужно принуждать показывать, на что они способны. Еще когда Фитцсиммонс сам был жокеем, он слышал, как один жокей проклинал себя за то, что лупил хлыстом лошадь, которая в противном случае обязательно стала бы победителем. Но Сухаря просто невозможно было заставить показать свою резвость никаким другим способом. Поэтому, чтобы выяснить наверняка, не обманывает ли его коварное животное, Фитцсиммонс сделал исключение из собственного правила. Но, чтобы не поранить лошадь, тренер велел наезднику выбрать плоскую дощечку и просто шлепать ею по лошадиному боку. Он вспоминал позже, как давал наставления жокею: «Держись рядом с Фаустом, чем ближе, тем лучше. Просто понаблюдай, сколько раз придется его ударить за четверть мили». Фитцсиммонс ожидал, что Сухарь в лучшем случае какое-то время сможет продержаться рядом с Фаустом.

Но у этого Фауста не было ни единого шанса. Подгоняемый палкой, Сухарь снес стартовые ворота, покрыв четверть мили за рекордные 22 секунды. Это могло бы стать самым высоким показателем за четверть мили среди однолеток. Сегодня на треках соответственные показатели на две секунды быстрее, чем в 1930 году, но даже сегодня такая скорость на тренировках исключительна. Значит, птичка все же умела петь.

«Я понял, почему он не бегал», – говорил Фитцсиммонс. Дело было вовсе не в том, что он не мог. Дело в том, что он не хотел. Теперь тренер понимал, что столкнулся с поведенческой проблемой – такой же сводящей с ума, как кровожадность Морского Сухаря: патологическая лень. «Он был ленивым, – удивлялся Фитцсиммонс, – чертовски ленивым».

Жеребец доказал, что в его небольшом неказистом теле скрыта знаменитая резвость его отца. Но это открытие никак не повлияло на его нежелание работать в полную силу. Хотя Фитцсиммонс позже и отрицал это, он, очевидно, снял запрет на использование хлыста в отношении Сухаря. «Мы пользовались хлыстом каждый раз, когда выводили Сухаря на трек, и били в полную силу, – однажды признался он. – Если мы этого не делали, он просто бездельничал». Жеребец стал бегать лучше. Но чтобы набрать наилучшую форму, нужно было работать гораздо больше. Фитцсиммонс пришел к заключению, что, чтобы полностью раскрыть потенциал, который он рассмотрел в Сухаре, нужно, чтобы тот участвовал в скачках. И участвовал часто. Логика была такая: поскольку Сухарь отдыхал больше, чем остальные лошади, то сможет выдержать самый напряженный график скачек. Жеребец был достаточно умен, чтобы остановиться в нужный момент, если нагрузки будут слишком большими.

Заботу о Сухаре поручили помощнику тренера, Джеймсу Фитцсиммонсу-младшему, а сам Солнечный Джим сосредоточил свое внимание на более перспективных лошадях. У Сухаря был очень жесткий и напряженный график скачек. Чистокровных лошадей распределяют по возрастным категориям в соответствии с годом рождения, а не месяцем. Первого января все лошади автоматически переводятся в другую возрастную группу, даже если родились они в конце года. Сухарь родился поздно, в мае 1933 года, но в январе 1935, на полгода раньше фактического возраста, его причислили к группе двухлеток, которых уже можно выставлять на скачках. Он начал свою карьеру на ипподроме Хайалиа во Флориде 19 января. И пришел к финишу четвертым. Не очень хороший результат для лошадей из конюшни Уитли Стейбл, где было множество подающих надежды лошадей. Спустя три дня Сухарь был выставлен на продажу, в самом низу списка лошадей, которые продаются после забега в клейминговой скачке, за рекордно низкую сумму в 2 тысячи 500 долларов. Но никто не захотел покупать его даже за такую цену, и он снова проиграл. Джеймс-младший отправился с ним в турне, проехал по тринадцати ипподромам, добрался до восточного побережья. В этом турне лошадь принимала участие в недорогих скачках через каждые два дня. Сухарь участвовал в шестнадцати забегах – и все шестнадцать раз проиграл. От Флориды до Род-Айленда, практически на каждом ипподроме между этими точками, его выставляли на самые дешевые клейминговые скачки. Но никто его так и не купил.