Книга Грех - Наталия Рощина

— Тебя это не касается. Что ты так завелась? — Деревской лежал, положив руки под голову. — Хочешь меня уколоть? Не получится.

— Почему? Ты такой толстокожий?

— Дело не в этом.

— Вы больше не любите друг друга. Вы изменяете друг другу. Зачем же вы вместе? Не легче ли расстаться?

— В том-то и дело, что не легче, — вздохнул Иван. Он забрал у Алины сигарету, резко затушил в стоящей на полу пепельнице. — Ты еще слишком молода, чтобы понять это.

— Ну конечно. Тот случай, когда молодость перестает быть преимуществом. Так просветил бы. Я — хорошая ученица.

— Я знаю, милая, знаю, — прошептал Иван и обнял ее. — Меньше слов. Мы встречаемся, чтобы доставлять друг другу удовольствие. Это все очень скоро закончится. Я чувствую. Я знаю. Поцелуй меня…

В то время как Иван утешался с Алиной, Елена переживала очередную схватку. Временами боль становилась нестерпимой, но она не кричала. Искусала губы до крови. Пот резал глаза. Схватки следовали одна за другой с четкой периодичностью. Промежутки между ними сокращались. Время шло. Уже родила девочку молоденькая крикунья. Елена нашла в себе силы улыбнуться ей. Та выглядела усталой, но счастливой. Крохотный кричащий комочек затих у нее на груди. Взволнованный муж снимал происходящее на камеру.

Елена позавидовала. Сколько же ей ждать появления сына? За окном забрезжил рассвет. Кто-то в это время безмятежно спал дома, а она… Боль нахлынула с новой силой, и Елена глухо застонала. Акушерка в очередной раз что-то говорила ей. Ее слова доносились издалека, словно сквозь толщу воды. Еленой овладело полное безразличие. Она устала от боли. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

— Леночка, придется делать кесарево сечение. — Галина Семеновна больше не улыбается и выглядит озабоченной. Они знакомы уже много лет. Безрукова наблюдала первую беременность Елены, принимала Филиппа. — Так лучше для малыша. Понимаешь? Все будет хорошо.

— Делайте, если надо. — Деревская равнодушно реагировала на происходящее.

— Не волнуйся только, Леночка.

Филипп родился быстро. Она услышала крик ребенка и увидела красный комочек, жалобно пищавший в руках акушерки. С того дня прошло уже много лет, но Елена помнила, какое необыкновенное чувство переполняло ее. Хотелось плакать от счастья, однако тогда она была слишком молода и глупа. Ее интересовало количество пальчиков на ручках младенца, цвет его глаз.

— Да они все голубоглазые, деточка, — удивлялась ее вопросам акушерка.

На этот раз все было иначе. Елена лишена этих маленьких радостей, впечатлений, которые остаются с женщиной на всю жизнь. Глядя на кусочек клеенки, закрепленный вокруг ее запястья, она мечтала поскорее увидеть малыша. Вот жаль, что она согласилась на общий наркоз: не увидела сына в первый миг его жизни.

— Вот, мамочка, принимайте вашего богатыря, — сестра стояла у кровати, держа в руках малыша.

Елена осторожно легла на бок, подвинулась, а сестра положила сына рядом. Мальчик безмятежно спал. Кажется, у него нет желания ни с кем знакомиться.

— Ну, что же вы? — улыбнулась медсестра, видя, что женщина застыла в нерешительности. Ничего, и такое бывает.

— Он спит. — Елена разочарована.

— Наелся и спит. Это ведь хорошо.

— Почему его не принесли кормить?

— Вам пока нельзя. Должно пройти некоторое время после антибиотиков.

— А как он ест?

— Хорошо, не волнуйтесь. Мальчик здоровый, спокойный. — Сестра направилась к выходу из палаты. — Я заберу его минут через пятнадцать-двадцать. Знакомьтесь.

Елена кивнула. Осторожно подвинулась и принялась разглядывать малыша. Он похож на нее! На нее и больше ни на кого. Вот, оказывается, как бывает. В глубине души Елена хотела увидеть в нем хоть что-то от отца, что-то едва уловимое, принялась внимательно его разглядывать, осторожно коснулась щечки сына. Он не отреагировал на это прикосновение.

— Ну, здравствуй, Арсений, — улыбнулась Елена, все еще не решаясь поцеловать его. Наконец наклонилась и нежно коснулась губами теплой, пахнущей молоком щечки. Малыш смешно почмокал губами, продолжая спать. Елене захотелось плакать. Она закусила губу. Никаких слез. Радость-то какая! Вот он — желанный ребенок, дитя любви. Каким-то он станет, Арсений Иванович Деревской? Ему предстоит носить отчество и фамилию Ивана. Три сына. И только одному из них Иван приходится родным отцом.

— Скоро мы приедем домой, и я познакомлю тебя с твоими братьями, — прошептала Елена.

Ее рука лежала на его животике. Малыш дышал так спокойно, так тихо, едва заметно. К ним уже шла медсестра. Елена благодарно улыбнулась.

— Спасибо вам, — сказала она, наблюдая, как сестра уверенно берет Арсения на руки. Ей еще месяц запрещено поднимать малыша. Наверное, ее взгляд красноречивее любых слов.

— Не переживайте, мамочка, вечером еще принесу.

— Спасибо.

А потом начались бессонные ночи, слезы, волнения. Хотя на этот раз все было иначе: меньше паники, меньше страхов. Елена все успевала, у нее все получалось. Она не чувствовала возраста. Арсений вернул ей ощущение молодости. У нее особый случай. Арсений — ее маленькая тайна, подарок судьбы. Даже не верится, что его могло не быть. Елена изменилась. Перемены ей нравились.

— Ты стала другой, Елена Георгиевна, — все чаще говорил Иван.

— Ну, какой? — улыбалась она.

— Как будто мы вернулись в далекое прошлое, а этот малыш — наш первенец.

— Ну, нет. Тогда все было иначе.

— Ты об усыновлении?

— Что ты, что ты?! — Елена встрепенулась. — Думай, что говоришь.

— Я не выдаю никаких секретов.

— Иван! Думай, что говоришь!

— Я уже давно перестал говорить то, что думаю, — тихо произнес Иван.

— С каких это пор?

— Ты знаешь.

Деревской и раньше на первое место ставил работу, а теперь и подавно. Пропадал в институте, на кафедре. Рождение Арсения ничего не изменило. У Ивана был свой график, в который едва втискивались вечерние прогулки с маленьким сыном. Елена привыкла к тому, что Иван приходит поздно, уходит рано. Николай подшучивал, что у папы кто-то явно появился на стороне.

— Ты, мам, смотри, а то вот так научная деятельность в любовное приключение перерастает, — изрек он. — Все начинается с опозданий к ужину.

— Не смей даже шутить на эту тему! — нахмурилась Елена.

На правах старшего сына Коля уже давно позволял себе давать оценку происходящему в семье. Он высказывал свое мнение без оглядки на то, понравится оно или нет.

— А я и не шучу, мам. — Николай серьезен.

— Мы с папой друг друга понимаем с полуслова, а ты о таких глупостях… Коля, как ты можешь?