Книга Апрельский кот - Татьяна Веденская

До вчерашнего дня. Восьмое марта, блин! И кто его только придумал?

Я перебежала дорогу и перед тем, как зайти в садик за Вовкой, решила посетить аптеку на углу. Нужно и в самом деле что-то делать с моей бессонницей. Не зря этот Малдер выписал мне рецепт. Неужели у меня на лице написано, что я ворочаюсь и пялюсь в телевизор в безнадежных попытках уснуть, а иногда просыпаюсь по ночам и потом еще долго не могу снова отключиться? Это очень забавное чувство, когда ты открываешь глаза посреди ночи, просто так, без каких-либо видимых причин, смотришь на часы, а там обычно три часа сорок минут. Черт знает почему – именно это время. Лежишь, слушаешь тишину и думаешь о том, как же ты устала, черт возьми. А вдруг снова засыпаешь, чтобы уже в шесть часов утра встать снова, но по будильнику. Наверное, этот Малдер – хороший специалист, раз выписал мне это нечитаемое название.

– Доксиламина сукцинат? – пробормотала аптекарша, глядя на измятый и чуть надорванный рецепт, который пострадал в мясорубке, в которую попал внутри моего рюкзака. – Раньше пили?

– Нет, – покачала головой я.

– Аллергии на препараты нет?

– Как же я могу знать это, если я никогда раньше его не пила? – удивилась я.

Аптекарша подняла на меня усталый взгляд и попыталась осмыслить мои слова.

– На другие препараты аллергия есть?

– На те, что я принимала, не было, – продолжала я, не в силах противиться голосу логики. – Однако принимала их чрезвычайно мало.

– Бессонницей давно страдаете? – вопрошала аптекарша.

– Страдаю недавно, но по шкале от одного до десяти я уже настрадала на восьмерку, – заявила я, в очередной раз поставив женщину в тупик. Мне стало интересно, с чего это она решила допросить меня с такой тщательностью, и ответ нашелся быстро. Солнцезащитные очки-то все еще были на моем носу, а это означало, что аптекарша, как и многие другие сегодня, быстро сделала очевидный, хотя и неверный вывод. Она решила, что я наркоманка. Алкоголиком она не сочла меня только потому, что покупала я не водку, а таблетки. Логика, а? Может, водка у меня в рюкзаке уже давно греется? В любом случае ничего хорошего аптекарша обо мне не подумала и мучилась, придумывая предлог, под которым мне можно было не продавать таблетки. Алкоголичка или наркоманка, однозначно. Кто ж еще получает кулаком в глаз?

Кто-кто, я!

История моего получения в глаз – леденящая кровь – была, конечно же, о любви. Такой любви, которую не объяснишь логическими доводами. Может быть, только психология и способна объяснить то, что случилось со мной вчера. Любви, ради которой идешь за рамки вообразимого. Итак, Лизавета, моя дорогая младшая сестра. Позавчера она позвонила и нежным голосом пригласила меня в гости, отпраздновать Международный женский день.

– Отличная идея! – сказала я. – Отпразднуем его втроем, в чисто женской компании. Я только маму предупрежу. А, постой, Вовка же будет. Тогда нельзя считать нашу компанию чисто женской. Ничего, мы его не станем считать. В три с половиной года он еще не голосует, верно?

– А у тебя хорошее настроение, – рассмеялась Лизавета, и тут я почувствовала, что есть что-то еще за ее словами, она явно чего-то не договаривала.

– Признавайся, – потребовала я. – Сережа опять объявился?

– Фая, нам нужно серьезно поговорить, – ответила Лизавета после долгой паузы.

– Объявился? – нахмурилась я. В последнее время Сергей уезжал чаще, а появлялся реже, и все мы уже стали считать его пропавшим без вести, в любой момент ожидая звонка, аналогичного тому, что случился в свое время в адрес жены Сережи из Воронежа. Даже Лизавета вроде успокоилась. Надежды, надежды. Ведь мог же он снова кого-то полюбить, да так, чтобы пришлось звонить и признаваться в этом бывшим женам – гражданским и официальным.

– Приезжай на ужин. Только без мамы, – попросила сестра, и это мне понравилось еще меньше. Слишком серьезным был ее голос. И потом, почему без мамы? Ответ нашелся сам собой.

Когда я вошла в Лизину кухню, там был накрыт большой стол, уставленный всеми вкусностями, которые любила именно я. Черничные пироги, рыбный салат, домашняя панна-котта. Лизавета всегда гениально готовила, даже лучше, чем мама. Отец, когда еще был жив, говорил, что с помощью Лизиных блинов можно сделать карьеру вплоть до жены генералиссимуса.

«Генералиссимус» же сидел у окна и, увидев меня, воссиял улыбкой телезвезды, вскочил, бросился мне навстречу и принялся жать руки. Он бы даже и поцеловал их, если бы я не задергалась, как получившая удар током. Позитив, да еще в таком количестве, вызывал у меня головные боли и непроизвольный тик левого глаза.

– С праздником! – воскликнул Сережа, одетый в приличный свитер с оленями, дорогие джинсы и новенькие тапочки, купленные явно специально для него.

– Ты ограбил банк? – поинтересовалась я на всякий случай, а Сережа расхохотался. Лизавета достала из холодильника бутылку красного вина и протянула ее Сергею. Тут уж чуть я не расхохоталась. Сколько бутылок было выпито тут, на Лизаветиной кухне (прошу по-прежнему не считать меня алкоголиком), выпито нами двумя без каких-либо мужчин, и ни разу сестре не потребовалась помощь мужчины в открывании оных. Она и сама прекрасно умела пользоваться штопором, а при необходимости могла вскрыть бутылку вина простым ножом. Были, знаете ли, случаи…

– А ты, как всегда, на позитиве, – заметил Сережа, расковыривая бумажку вокруг горлышка бутылки. Я удержалась от того, чтобы не отобрать у него ее. Кто ж так делает? Ведь там есть специальный пластиковый язычок: потяни – и все само откроется.

– Позитивизм – навязанный западом стереотип поведения, предлагающий испытывать ни на чем не основанные надежды, – буркнула я, впрочем, без особой злобы.

– Позитивизм – это способ жить, находя маленькие радости во всем, что тебя окружает, – возразила Лизавета.

– А также строить неверные предположения о том, что все будет хорошо и что все, что ни делается, к лучшему, – добавила я.

– Ты не согласна с этим? Но ведь все это знают, это же общеизвестный научный факт! – пожал плечами Сережа, разливая вино по бокалам.

– Научный факт? – фыркнула я, не сдержавшись. Наступил, ничего не скажешь, на самую больную мозоль. А ведь я обещала Лизе не спорить о таких вещах – во имя мира во всем мире и в нашем доме в частности.

– Конечно, – кивнул Сережа.

– И из какой, позволь спросить, науки?

– Фая, хватит. Не надо, – нахмурилась Лиза. – Не начинай, пожалуйста.

– Я ничего и не начинала. Все оперируют чистыми штампами, не вдумываясь в их значение. Все будет хорошо? Что именно имеется в виду? Как определить критерии оценки будущего?

– Что такое хорошо и что такое плохо, – хмыкнула Лиза. – Фая, по-твоему, все будет плохо, и мы все это знаем. Мы просто думаем иначе.

– Напротив, Лиза, в отличие от всех этих концепций, больше похожих на зарывание головы в песок, я предпочитаю думать, что все будет либо хорошо, либо плохо, а как – неизвестно. И неизвестных этих – много, определить их сложно, предсказать – еще труднее. Но если задаться целью и правильно сформулировать вопрос, то определенную глубину прогнозирования обеспечить можно.