Книга Контрольная диверсия - Михаил Белозеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда Цветаев спросил назло капитану Игорю:
— А когда идти?
— Нога заживёт, тогда и пойдёшь, — жёстко ответил Пророк и отвернулся, давая понять, что разговаривать больше не о чём и что Цветаев ему до смерти надоел со своим Орловым, то бишь Гектором, то бишь Геркой, то бишь общим школьным идиотом, которого принесли в жертву обстоятельствам.
Ясно было, что франтоватый капитан Игорь ему нравится не больше, чем Цветаеву, но ничего не поделаешь, таков приказ сверху.
Капитан Игорь счёт возможным объяснить:
— Так легче пересечь границу, — и показал на свой прикид.
— Ладно, — махнул Цветаев и спросил у Пророка: — А на кого охотимся?
Он уже сроднился с мыслью, что как только нога заживёт, отправится за Орловым, хотя бы узнает, где его прячут. Ясно, что недалеко от майдана, раз гоняют на работу.
— Неважно, — ответил Пророк.
После СБУ он заматерел и начал безудержно хамить, словно наверстывая упущенное, и намерен был оставаться таким до конца дней своих.
— Хорошо, — окончательно обиделся Цветаев. — Тайны от своих?!
Слишком часто Пророк злоупотреблял этим, и Цветаев имел право на ответ.
— Скажу перед выходом, мало ли что, — подло улыбнулся Пророк, — чтобы не протекло, — пояснил он, гладя на недовольного Цветаева. — Ты же в магазин ходишь?
После того, как его предал друг, он никому не доверял. У него появилась просто мания на этот счёт: никому ничего не сообщать, и от этого глаза у него с каждым днём делались всё отчаяннее и отчаяннее из-за событий на востоке, словно он говорил: «Пойми, я по-другому не умею, честный я, и всё тут!»
— Хожу, — промямлил Цветаев.
— А вдруг тебя возьмут! — Пророк явно ёрничал, чтобы позлить, чтобы сбить с толку, чтобы запутать окончательно и бесповоротно.
— Ну тебя к чёрту со своей конспирацией! — вспылил Цветаев, уж он-то не собирался играть в кошки-мышки, уж он-то всё понимал в друге.
— И без обид! — оборвал его Пророк. — А пока снимай штаны, посмотрим, что у тебя с ногой.
Цветаев не захотел разоблачаться перед капитаном Игорем, поэтому пошёл в большую комнату, стараясь не хромать. Тоже мне диктатор, думал он рассерженно, командует, как хочет. В коридоре стояли чемодан и винтовка в футляре.
— О! — обрадовался Пророк, безжалостно отодрав с раны лейкопластырь.
— Что там? — недовольно спросил Цветаев, безуспешно стараясь разглядеть рану.
Ему не нравилось красоваться без штанов.
— Можно не заклеивать, зажило, как на собаке.
И на том спасибо! Цветаев сразу почувствовал, что способен хоть танцевать. До этого думал, что всё ещё болен, и хромал, а теперь мгновенно выздоровел.
— Тогда, может, сегодня?.. — ненавязчиво спросил Пророк, и в его голосе прозвучали просящие нотки.
Ага-а-а, злорадно подумал Цветаев. Чёрт с тобой, прощаю в очередной раз, и великодушно ответил:
— Можно и сегодня.
Видно, тебя здорово напрягают, подумал он, раз ты торопишься, и спросил ещё раз:
— На кого идём?
И снова его голос располагал к благодушию, ибо он по-своему любил Пророка, как ему казалось, прощал ему все его слабости.
— Ты дебилятор смотришь? — спросил Пророк, возвращаясь к прежней своей лукавости. — Оттуда иногда, даром что майданутое телевидение, кое-что интересное можно почерпнуть.
— Например?.. — Цветаев вопросительно посмотрел на Пророка. — Ах! Да! Точно! — хлопнул себя по лбу. — Этот?! — он восхищённо наставил на Пророка палец.
— Конечно! — спокойно ответил Пророк, и Цветаев тут же окончательно простил его. — А кто ещё?!
— Ты думаешь, мы его достанем?!
Его охватил ажиотаж. Грохнуть такую мишень даже в ожидании смертельно опасного резонанса имело смысл хотя бы потому, чтобы отбить у «пшеков» охоту совать нос не в свои дела.
— Естественно, — сказал Пророк.
— Старик! — воскликнул Цветаев. — Кто ж против! — Он едва не подпрыгнул, да нога всё же подвела, подкосилась в неожиданный момент.
Если он и подчинялся Пророку, то исключительно из-за того, что они втроём: он, Пророк, в бытности Антон Кубинский, и Гектор Орлов, просто Герка, учились в одном классе и знали друг-друга целую вечность. И в этой вечности было всё: вино, девочки, танцульки и куча общих знакомых, многих из которых теперь нет в живых, и даже тот предатель, Лёха Бирсан, из-за которого Пророк попал в СБУ. Но они об этом не вспоминали, недостоин был человек воспоминания, и всё тут! Вычеркнули они его из своей жизни на веки вечные.
— Я рекомендовал тебя как лучшего разведчика! — в следующее мгновение жёстко сказал Пророк. И Цветаев понял: прелюдия закончилась, началась работа. — Что поделаешь, удача тебя любит! — добавил он таким тоном, что лучше бы выругался матом.
— Ляха бляха! — неожиданно для себя сказал Цветаев и ещё хлопнул себя по лбу, сетуя-таки на свою несообразительность.
Хунта не справилась: перегрызла друг другу глотки. Очередного претендента на то, что осталось от Украины, решил благословить эмиссар Еврокомиссии, некий граф Сморчевский-Потоцкий, который шутки ради намеревался установить власть над тем, что ещё есть, или точнее, что осталось, иначе и это отберут. Это было преподнесено как возврат исторических земель под названием «Воеводством Запорожская Сечь», «пшеки» вспомнили своего Юзефа Пилсудского, его проект «прометеизма» и потирали руки от удовольствия, мечтая о новом «Междуморье»: империи от Балтики, до Тавриды.
Цветаев вернулся на кухню. Капитан Игорь хозяйничал у плиты. Во рту у него торчала неизменная спичка.
— Плавать умеешь? — спросил он с каким-то непонятным смыслом.
— Умею, — ответил Цветаев, пытаясь уловить ход рассуждений капитана Игоря. Он уже понял, что капитан Игорь просто так ни о чём не говорит.
— А ты?
— На Иртыше учился, — приоткрылся капитан Игорь.
— А я — на Чёрном море, — не мог не похвастаться Цветаев и по-детски ухмыльнулся.
В своё время он ездил с женой на Тарханкут и мог в первом комплекте нырнуть на метров двадцать, чтобы, например, в бухте Большой Атлеш достать со дна камень. Это был прекрасный результат, если учесть, что от отпуска до отпуска он сидел за компьютером.
— На Чёрном не был, на Жёлтом был, а на Чёрном не был… — вдруг в завистью сказал капитан Игорь, — но мечтаю, варёные мухи.
Что-то человеческое проклюнулось в нём и тут же спряталось за внешним лоском.
— Дело сделаешь, съездишь, — сухо сказал Цветаев, намекая, что никакую границу с Крымом теперь пересекать не надо.
Я бы тоже смотался, подумал он, но вначале — к жене, вначале к Наташке. Возьму её. И снова почувствовал себя виноватым перед ней, таким виноватым, что порой это чувство затмевало в нём все остальные чувства, и он становился невменяемым, как сегодня.