Книга До того как - Анна Тодд

– Стеф, я чуть попозже загляну. – Сквозь подол ее платья проглядывают трусики, но в этом, надо думать, и прикол платьев-сеточек. – Пока, Тереза.

Я улыбаюсь, а она закатывает глаза. Смеюсь и уезжаю прочь.

5

Как-то ночью, через несколько месяцев после встречи с ней, он перевернулся на бок и обнаружил ее рядом с собой на кровати. Она лежала, закинув на него ноги. Такого он прежде никогда не испытывал: боль ушла, зато разум и сердце словно пели. Хотелось разбудить ее, покаяться этом ангелу в грехах, но в этот миг она проснулась… и он не нашел в себе сил.

Он был трус и лжец. Оставалось надеяться, что она сумеет пощадить его. Поморгав немного, она обернулась, посмотрела на него, и он ощутил на себе сокрушительную тяжесть. Нельзя было разрушать образ, который она создала у себя в голове, однако он боялся за будущее: с детства он знал, что рожденная во тьме ложь на свету превращается в ужасную правду.

* * *

Я проспал всего три часа и проснулся от звуков смеха и собачьего лая. В принципе, я и так мало сплю, но немного тишины в коридорах пришлось бы очень кстати. Особенно если учесть, что сегодня понедельник и у меня скоро занятия… Проверяю время по мобильному – 8.43.

Твою мать.

Осталось меньше получаса, чтобы успеть на лекцию по литературе. И вообще, откуда в общаге собака?!

Подобрав с пола черные джинсы, встаю и пытаюсь их натянуть. Меня шатает, я матерю тугие обтягивающие штаны. Ноги у меня чересчур длинные, чтобы носить мешковатые джинсы, в них я придурок придурком. Вчера я бросил ключи на пол, и вот приходится рыться в грязных вещах и вонючих носках. Черт, ну что за напасть!..

Иду по коридору, не обращая внимания на следы вчерашней гулянки. Логан машет мне рукой; под глазами мешки, в руке – баночка энергетика.

– Черт, я в говно, – стонет он, растягивая губы в улыбке. Как всегда. Не представляю, каково это – постоянно быть счастливым, как он. Даже с похмелья. Я бы не справился.

– Это ты круто придумал – не пить. – Подойдя к холодильнику, он достает полгаллона молока и пьет прямо из канистры.

– Нормально. – Глядя на него, качаю головой. Логан, улыбнувшись, отпивает еще. Постепенно кухня заполняется обитателями общаги. Хватаю со стойки кусок пиццы – реликт вчерашнего пьяного решения заказать десять пицц в четыре утра.

Выходя из кухни, слышу, как Нил спрашивает у народа: мол, как насчет вечером, перед тусой, забуриться в какой-нибудь ресторан? Меня вряд ли пригласят – никогда не приглашают. Меня вообще не застать в кругу придурков, у которых на голове больше геля, чем волос; разве что на вечеринке вроде вчерашней.

Мать вечно распекала меня из-за того, что я не умею заводить друзей. Она просто фишку не рубит. Это ведь ни разу не просто и даже близко не весело. Зачем искать одобрения тех, кого я терпеть не могу? Чтобы повысить чувство собственной важности? Мне друзья в хрен не уперлись. У меня есть узкий круг людей, которых я более-менее могу выносить, и этого достаточно.

Стоянка у кампуса переполнена, приходится подрезать одного растяпу, чтобы занять его место.

Профессор уже вовсю разглагольствует, когда я вхожу в аудиторию. Оглядевшись в поисках свободного места, примечаю в переднем ряду девчонку. Длинные белокурые пряди выглядят знакомо… еще и юбка до пола. Да это же Тесса, пуританочка наша, соседка Стеф! Сидит рядом с Лэндоном Гибсоном. Ну точно, Тесса. Вот прикол: она в одной аудитории со мной, и единственное свободное место – рядом с ней. Денек задался.

Пока иду к ней, она оборачивается – и глаза у нее лезут на лоб. Тесса лихорадочно озирается по сторонам, а я по-быстрому подсаживаюсь. Тесса делает вид, что меня нет. Ожидаемо. На ней синяя рубашка, застегнутая под горлышко, на два размера больше. Волосы собраны на затылке.

Телефон у меня в кармане начинает жужжать.

Эсэмэс от моего спермодонора: «Карен готовит отличный ужин. Приходи».

Он что, гад, с ума сошел? Перевожу взгляд на Лэндона; он – так уж получилось – сын Карен. Сидит такой в рубашечке поло, свеженький.

Да не приду. С фига ли мне соваться в папашин новенький дом, где он живет с подружкой и Лэндоном? Идеальным маленьким Лэндоном, который обожает спорт и целует всем зад, лишь бы стать самым милым и уважаемым мальчиком.

Ну его в задницу.

Жду, что мой дорогой братишка Лэндон что-нибудь скажет. Он молчит. Вот тебе, папа, и объединение семьи.

– Думаю, это будет мой любимый предмет, – говорит Лэндону Тесса после занятия.

Как ни странно, это и мой любимый предмет, если не считать, что я отсиживаю пары чисто прикола ради.

Поняв, что я следую за ними, Тесса оборачивается.

– Чего тебе, Хардин?

О, сработало.

Улыбаюсь ей невинной улыбкой, словно и не думаю ее злить.

– Да так, ничего. Просто рад, что у нас с тобой общие предметы в программе.

Мои слова так и сочатся сарказмом, в ответ на который Тесса закатывает глаза. Я пялюсь на нее все занятие; мне по кайфу, как она ерзает или пыхтит от раздражения. Класс! Пара заканчивается быстрее, чем хотелось бы, и Тесса спешит собрать вещи до того, как профессор распустил нас. Ну уж нет.

Вскакиваю на ноги, готовый преследовать Тессу и Лэндона до самого выхода из здания универа. Я еще не навеселился. В коридоре Лэндон оборачивается к Тессе. Под нашими взглядами Тесса нервничает.

– Увидимся позже, Тесса, – говорит Лэндон. Мне – ни слова.

– Нашла с кем дружбу заводить, – дразню я Тессу, когда Лэндон сливается с толпой заблудившихся перваков.

Воображаю, как мамаша Лэндона и мой папочка радостно держатся за руки, типа, смотрите, как мы любим друг друга. От одной мысли, как мамочка Лэндона держит за руку моего папашу, Кена Скотта – он же Сраный Отец года, – меня передергивает. Не припомню, чтобы он хоть раз держал за руку мою мать.

– Не говори так о нем, он милый мальчик. Не то что ты, – отрезает Тесса.

Я оборачиваюсь к ней. Ого, как пылко она его защищает. Успела узнать Лэндона? А он ее?

Стоп, а мне какая хрен разница?

Задвинув этот вопрос поглубже, решаю еще немного позабавиться с Тессой.

– С каждой нашей новой беседой ты становишься веселее, Тереза.

Она ускоряет шаг, я догоняю.

– Еще раз назовешь меня Терезой…

Поджав пухлые губы, она пытается состроить злобную мину, но я, глядя в ее глаза оттенка серого, переходящего в бледно-голубой, расслабляюсь. Напряжение тает, и по спине пробегают мурашки.

Какое странное чувство. Гнать его! Прежде мне нравилось, как Тесса глядит на меня в попытке оценить и раскусить; теперь в ее глазах – осуждение. Она смотрит на мои расписные руки, словно моя бабушка. Еще придирок не хватало.