Книга Цыганская кровь - Лора Морган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит ли это, что, если я научусь поздно вставать, ты дашь мне согласие?
Тори ответила поговоркой:
— Старого пса не переучишь.
— Так, по-твоему, это я — старый пес?
— Из поговорки слова не выкинешь.
Когда Тори поставила кофейник на стол, Девон схватил ее за руку, притянул к себе и, запрокинув ее голову, поцеловал.
— Ты могла бы меня переучить, — прошептал он.
— Ой, кажется, бекон горит, — с трудом проговорила она, не разнимая своих рук, обвивавших его шею.
Девон улыбнулся, и его рука скользнула вниз, коротко похлопав ее по округлому заду.
— Ну, хорошо, иди, цыганка.
Он отпустил ее. Тори, пройдя через всю комнату, взяла свой кофе и, напряженно переводя дыхание, проговорила:
— Это не по-джентльменски.
Девон и не думал раскаиваться.
— Все хорошо, дорогая моя упрямица, все хорошо.
В глубине души Тори надеялась, что поведение Девона не слишком изменится после этой ночи, когда он дал волю чувствам. Однако вскоре ей пришлось убедиться, что это не так.
Во-первых, тот проницательный взгляд, который она раньше изредка ловила на себе, теперь почти постоянно тревожил ее, а огонь в его зеленых глазах все чаще заставлял ощущать беспокойство. Во-вторых, исчезло удивлявшее ее в начале их знакомства нежелание касаться своих проблем. Наконец, он то и дело старался дотронуться до нее — хотя эти прикосновения и могли показаться случайными.
В тот день Девон не давал ей ни минуты покоя, часто смешил ее, хотя ей не всегда хотелось смеяться. Он обращался с ней то как с дорогим для него существом, то как с противником. Он был то приятель, то любовник, то шутил, то целовал ее до тех пор, пока у нее не начинала кружиться голова.
И Тори вдруг обнаружила, что ее захватил водоворот его чувств, из которого, она понимала, ей не выбраться.
— Опять ты ведешь себя не по-джентльменски, — упрекала она его после очередной напористой атаки на ее душевное равновесие.
Девон выглядел оскорбленным, и в то же время торжествующим.
— А я и не стремлюсь быть джентльменом.
— А я не хочу быть идиоткой! Знаешь, Девон…
— А ты знаешь, как сверкают твои глаза, когда ты на меня сердишься? — прервал он ее.
— Честное слово, тебя, наверное, и из пустыни-то выгнали за твой характер!
— Бесчувственная!
— Тише, тише, а то я за себя не ручаюсь.
— Ну, выходи за меня, пожалуйста, и мы с тобой уедем отсюда.
— Ты опять за свое? С ума сойти можно!
— Ты ранила меня до глубины души.
— Не думаю, чтобы она у тебя была… Разве что… Опять? Девон!
— Что, дорогая?
— Руки, убери руки, быстро! Ну, ради Бога!
— Поцелуй меня, Кэт!
— Тоже мне нашелся «укротитель строптивой»!
— Я начинаю думать, что так оно и есть.
Тори нравилась эта игра, эти шутки и намеки. Она не стала бы отрицать, что его поцелуи и прикосновения доставляли ей удовольствие. Но ее несколько смущала и удивляла одна черта Девона: его редкостное, постоянное самообладание. Он был настороже даже тогда, когда казался безудержно веселым и сыпал бесконечными шутками. Сначала она сама не могла понять, почему это ее так беспокоит, но потом догадалась: есть нечто такое, о чем он предпочел бы забыть.
Это напомнило ей Джордана и те его качества, которые она стала замечать в нем лишь тогда, когда было уже слишком поздно. Она знала, что едва ли вправе ожидать, что Девон захочет обнажить перед ней душу — ведь и она не торопилась раскрывать свою, но, тем не менее, она хотела бы услышать его исповедь. Инстинкт самосохранения побуждал ее к такому одностороннему пониманию справедливости.
Тори понадобилась большая сила воли, чтобы противостоять своим и его желаниям и, играя с огнем, никогда не приближаться к нему настолько близко, чтобы можно было обжечься. В тот вечер, как и во все последующие, в глубине души ей хотелось, чтобы Девон потерял самообладание — не только потому, что она не верила в его абсолютную власть над самим собой, но и потому, что в таком случае она освободилась бы от необходимости принять решение, которого он от нее ждал.
Тори не торопилась принимать это решение.
Тем не менее, она прекрасно понимала, что он имел в виду, говоря, что будет ждать, а его сдержанность и самоконтроль, судя по всему, способны выдержать любую проверку временем не хуже какой-нибудь крепостной стены, обнесенной колючей проволокой.
Через четыре дня Тори была близка к тому, чтобы сдаться. В тот вечер, как всегда перед тем как уйти, Девон поцеловал ее и, уже стоя у двери, пожелал спокойной ночи. Тори, надо сказать, вовсе не хотелось спать в своей одинокой постели.
— Почему бы тебе не бросить меня в седло и не умчать куда-нибудь в ночь? — спросила она жалобно.
Девон обнял ее и улыбнулся.
— А почему бы тебе самой не сесть в седло со мной, и мы умчимся вместе в ту же самую ночь? — мягко возразил он.
Тори изобразила на лице удивление и возмущенно заявила:
— У тебя что-то не в порядке с охотничьими инстинктами, они явно нуждаются в восстановлении.
— Пожалуй, ты права, — с готовностью согласился Девон. — Но я отношусь к тем охотникам, которые предпочитают выжидать. Кажется, я говорил тебе об этом.
— Зачем ждать?
— Зачем? — Девон улыбнулся и, запечатлев последний горячий и уверенный поцелуй на ее губах, посоветовал: — Рекомендую взять на вооружение девиз мангуста у Киплинга. Помнишь: «Беги, разузнай и разведай»? Спокойной ночи! — И он исчез.
Тяжело вздохнув, Тори прошла в гостиную, подхватила Виски с облюбованного им местечка на ее кресле и уселась в него, взяв котенка на колени. С минуту она не могла успокоиться, руки дрожали, но потом ее взгляд остановился на портрете Магды. Цыганка улыбалась, смотря на Тори мудрыми глазами.
— Магда, я веду себя как ребенок, — прошептала Тори, обращаясь к портрету. — Но, слава Богу, я давно уже взрослая. К тому же я художник и способна наблюдать и анализировать. Отчего же мне чудится опасность в его словах каждый раз, когда он напоминает мне, что я сама должна принять решение? Почему я хочу, чтобы он взял на себя всю ответственность?
Магда смотрела на нее, все так же спокойно улыбаясь.
Тори хотелось выговориться, высказать перед портретом Магды все мысли и сомнения. Она продолжала:
— Может быть, я просто страшусь необходимости сделать выбор из-за того, что у нас вышло с Джорданом? И не хочу, чтобы я или кто-нибудь другой потом проклинал эти дни и часы, если все окажется плохо? Или, может быть, я доверяю Девону больше, чем самой себе? Магда, какие у него необыкновенные, древние и мудрые глаза! Такие, наверное, были у цыган. Мне кажется, что он смотрит на меня так, как никто до него никогда не смотрел. И когда я смотрю на него, то вижу…