Книга Закрытая книга - Алиса Клевер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он смотрит на меня с вызовом, просчитывая меня, как какое-то чертово уравнение. Внимательный гипнотизирующий взгляд, полный вопросов, на которые я просто не могу дать никакого ответа. Я просто не знаю, что придумать, чтобы отказаться от такой заботы.
– Хорошо, – киваю я, просто чтоб не спорить. Аргументов у меня нет, и через десять минут мы уже сидим в сияющей в лучах парижского лета машины. Улицы пусты, и я понимаю, что окажусь в отеле очень скоро. Что я буду делать тогда? Что я буду делать, если Сережа уже там. Укрыть тот факт, что в шесть утра я прибываю в отель на умопомрачительно дорогой машине с умопомрачительно красивым мужчиной, рука которого лежит у меня на колене, будет очень сложно.
– Значит, будем молчать? – интересуется Андре после нескольких минут ожидания. Париж этим утром слишком мал, чтобы вместить мои объяснения. На них просто нет времени. Я не могу рассказать Андре про Сережу. Или могу? Мы ничего не обещали друг другу, никогда не говорили о том, что оставалось за пределами спальни или гостиничного номера. Идеальное приключение внезапно стало значить для меня куда больше, и мне было страшно от одной мысли, что я больше никогда не увижу Андре. Неужели после того, что было, я смогу просто вернуться к своей обычной жизни, такой серой и скучной?
– Ты не мог бы оставить все без объяснений? Только один раз? – попросила я, сдерживая слезы. Никакой другой жизни, кроме моей обычной серой, у меня не было. С чего я взяла, что все может измениться?
– Если ты скажешь, что тебе не нужна моя помощь, я оставлю тебя в покое. В конце концов, я не имею права лезть в твою личную жизнь, – смысл слов был – забота и такт, тон – холод и вежливое презрение, словно Андре и без моих объяснений знал, что именно я не хочу объяснять.
– Все не так, Андре. Я не знаю, что сказать, – растерянно прошептала я.
– Как говорят русские? Молчание – золото? – процедил он сквозь зубы. – Теперь я хотя бы понимаю, о чем это.
Андре остановил машину у входа в гостиницу, и я обрадовалась хотя бы тому, что Сережа не ждет меня прямо на улице. Нет, около входа стоял сонный, только заступивший на смену швейцар. Он посмотрел на нас с Андре со столь естественным в этих обстоятельствах удивлением, но тут же взял себя в руки, улыбнулся и принялся смотреть в другую сторону. Какое ему дело до того, отчего двое молодых людей смотрят друг на друга с таким отчуждением. Какое ему дело, из-за чего они расстаются? Машина еще, да, стоит того, чтобы на нее посмотреть.
– Я не предлагаю тебя проводить до дверей, – бросает мне Андре. – Я, ты знаешь, не люблю кофе, так что не стоит предлагать мне чашечку.
– Спасибо, что подвез, – отвечаю я, чувствуя себя отвратительно и презирая себя за все. – Спасибо за все.
– Не за что. Всегда к услугам. – И он отворачивается, словно смотреть на меня выше его сил. Я открываю дверь и выхожу из машины. Свежий, прохладный воздух приятно теребит волосы. Я хочу спать. Я хочу спать с Андре.
– Мы еще увидимся? – Я проклинаю себя за этот вопрос. Андре поворачивается ко мне и смотрит так, что я понимаю – я совсем ничего не знаю об этом мужчине. В его глазах металл, холодный блеск которого заставляет меня отшатнуться. Он не отвечает мне, отворачивается и резко трогается с места. Скоростная машина исчезает за считанные секунды. Синее пятно, летающая тарелка, мираж, который померещился мне. Дрожащими руками я берусь за ручку двери, забывая, что тут швейцару положено сделать это за меня. Я захожу в отель, совершенно пустой еще, досыпающий самые сладкие утренние минуты. Лобби-бар закрыт, а в самом лобби никого нет. Я выдыхаю с облегчением.
В номере тоже никого нет, хотя я и дергаюсь, когда открываю дверь. Логика не работает, когда дело касается человеческих отношений, и я боюсь, что Сережа каким-то непостижимым образом окажется в моем номере, сидящим посреди разобранной постели и разбросанных по полу вещей. Тишина – как благословение, и у меня есть время прийти в себя, принять душ, прибраться в номере. Я делаю все это, старательно не думая ни о чем. Это куда сложнее, чем кажется, держать свои мысли на коротком поводке, и я, обычно ненавидящая уборку, сейчас невероятно старательна и методична.
Может быть, он передумал и не приедет?
– Я так и знал, что ты еще будешь дрыхнуть, когда я доберусь до тебя! – говорит Сережа, когда я после троекратного стука все же открываю ему дверь. На мне – пижама, волосы уже сухие, я действительно успела заснуть. На часах – девять утра. Три часа промелькнули за три секунды.
– Откуда ты тут взялся? – изображаю удивление я.
– Ага! – восклицает он. – Я так и знал, что ты не прочтешь мое сообщение. Где твой телефон?
– Я не помню, – вру я. Мой телефон, окончательно разрядившись, валяется в глубине рюкзака, откуда я так и не стала его вытаскивать. Сережа роется в моем рюкзаке, смеется над моей растерянностью, рассказывает мне в подробностях, как какая-то пара из их группы всю неделю жаловалась на погоду, на природу, на улов, на то, какие теперь цены в магазинах.
– Господи, Дашка, они меня просто измотали. Они решили, что, раз я один, они могут висеть на моих ушах бесконечно. И еще, они хотели, чтобы я с ними поехал на какую-то ужасную экскурсию «по следам викингов». А я подумал, если уж я не могу избежать экскурсий, лучше уж я тут с тобой по музеям похожу. В конце концов, кто сказал, что отпуск в Париже хуже рыбалки в Финляндии?
– Да уж, – киваю я. Сережа в номере моей гостиницы смотрелся как инопланетянин, и все же он ведет себя с привычной развязностью парня, живущего с тобой почти два года.
– Вот посмотри! Я звонил тебе и писал. Ты, конечно, ни черта не прочитала. Ты вообще знаешь, зачем люди изобрели телефоны?
– Чтобы колоть ими орехи? – фыркнула я. – Так что, ты приехал, чтобы ходить по музеям?
– Ну конечно, нет! – радостно улыбнулся Сережа. – То есть можно, конечно, но…. Слушай, а где твоя мама?
– В больнице, – пожала плечами я. Да уж, надо признать, что мой парень знает о моей жизни чудовищно мало.
– Так мы одни?
– А ты не понял? – удивилась я.
– Не знаю. Это же Париж и твоя мама. Может, у вас тут десять комнат, и она спит где-то за стеной.
– Она спит в больнице. Ее выпустят на ночь только завтра.
– Ее уже подрезали-поправили? – поинтересовался Сережа, внезапно делая то, чего я меньше всего от него ожидала. Хотя и должна была.
Он притягивает меня к себе и просовывает руки под пижамную рубашку. Я настолько поймана врасплох и ошеломлена, что не знаю, что предпринять, так что я просто стою, не шевелясь. Сережа гладит меня по спине, по бокам, просовывает ладони под резинку штанишек и крепко хватает меня за ягодицу. Это просто невозможно. Я мотаю головой и пытаюсь оттолкнуть его от себя, это – непроизвольная реакция, я, кажется, утратила над собой контроль.
– Что такое? – хмурится он, разворачивая меня к себе. Я не сразу понимаю, о чем он спрашивает, а Сережа вдруг достаточно грубо тянет мои штанишки вниз, оголяя низ спины и ягодицы.