Книга История зеркала - Анна Нимова

В доме стоял какой-то затхлый запах, вроде плесени, и невольно я сморщился. Позже я встречал этот запах во всех больших городах, в Париже он был особенно невыносим от обилия грязи, старых вещей, годами покрывавшихся пылью, и отсутствия притока свежего воздуха. В деревне мы чувствуем только то, что дает нам сама земля: кружит голову запах цветов, пахнет мокрой травой, и, даже когда смердит навоз, в этом нет ничего неестественного. Но затхлый воздух городов для меня всегда был наполнен отравляющей гнилью, он нёс болезнь и разрушение, как окружающим вещам, так и людям в их окружении.

Навстречу нам устремилась молодая женщина. Не взглянув на меня, она подошла вплотную к Жюсту и прижалась губами к его губам. Жюст не сделал попытки её обнять, но его губы ответили на тот поцелуй. Это не был поцелуй брата и сестры, нет, его породила не дружеская привязанность, но страсть, и я, невольный свидетель этой страсти, испытал неловкость и стеснение, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Их губы по-прежнему соприкасались, пальцы Жюста осторожно провели по щеке женщины, на их лицах дрожали тени. Слегка наклонив голову в мою сторону, Жюст проговорил:

– Он едет со мной, ему тоже нужен ночлег. Ты сможешь помочь?

Женщина, наконец, обратила на меня внимание. Словно желая получше разглядеть, она взяла в руки подсвечник, оставленный у двери, но быстро прошла мимо и стала подниматься по лестнице. Лестница привела нас в комнату, совсем крохотную, заставленную мебелью, с массивной кроватью в углу, едкий запах витал и здесь.

Рядом с изголовьем кровати оказалась ещё одна дверь, женщина попросила меня войти, я услышал её голос, он звучал довольно низко и неожиданно напомнил об Ансельми. Бог мой! Оказывается, я не вспоминал о нём с самого утра, с того момента, как встретился с Пикаром. Долгие часы, пока трясся в седле, я размышлял о чем угодно, но об Ансельми ни разу. Как же могло случиться, что я совершенно о нём позабыл…

Вероятно, в комнате, куда я вошел, предпочитали заботиться о себе: здесь лежали отрезы, служившие полотенцем, на небольшом столике громоздились какие-то коробочки, а под столом примостился перевернутый таз. Женщина принесла одеяло и расстелила на полу. Потом забрала подсвечник и вышла, плотно притворив дверь. Единственным освещением оставалось пятно из лунного света, проникавшего в комнату через окно, вырезанное под самой крышей.

Быстро стянув одежду, в одной рубахе я растянулся на одеяле. И, хотя глаза закрывались без моего на то участия, решил, не откладывая, заглянуть в зеркало, удостовериться, что удалось сотворить сегодняшнему дню. Руки дрожали от волнения, когда подносил зеркало к лицу. Света недостаточно, лучше бы подождать до утра, но я был слишком напуган, а потому нетерпелив. Из глубины проступили глаза, измученные, настороженные, они казались чужими, но, верно, от усталости, – подумал я и быстро осмотрел лицо. Ничего особенного. Я почувствовал облегчение. Оглядел себя снова. Немного отдыха, и всё будет по-прежнему, – решил наконец.

Из комнаты, где остались Жюст и женщина, доносились какие-то скрипы и едва слышный шепот, настолько тихий, что было невозможно понять, кому он принадлежит. Потом показалось: я слышу негромкий стон, он прозвучал, но сразу оборвался – то ли стон, то ли вздох. Не удержавшись, я поднялся с пола, подошел к двери и приоткрыл её, намереваясь окликнуть Жюста.

Двое стояли как раз напротив окна, ночной свет окутывал фигуры, делая отчетливыми изгибы и выделяя движение. Фигура мужчины с силой сжимала в объятиях фигуру женщины, её тело послушно гнулось в его руках, поддаваясь порывам желаний, свидетелем которых я опять становился. Я должен был поскорее захлопнуть дверь, но почему-то не сделал этого и, незамеченный, продолжал наблюдать, как мужчина освобождает женщину от одежды. Уверенность во всех его движениях чувствовалась необычайная, он ни на мгновение не сомневался: то, что находится в его руках, принадлежит ему.

Трудно сказать, сколько я простоял, глядя на них, завороженный этой новой для себя стороной жизни. В объятиях они опустились на постель, до меня доносились стоны, а их тела то тесно сплетались, то замирали без движения, давая друг другу краткий отдых.

В смятении от увиденного, я прикрыл дверь, жар медленно растекался по телу. Вернувшись на одеяло, я лежал неподвижно, но биение сердца не давало уснуть. За один день я встретил смерть и вот теперь увидел любовь в одном из её проявлений – как странно всё переплетается в жизни.

Если бы утром нашелся провидец, сказавший, что следующую ночь я проведу в незнакомом доме, за стеной мужчина будет любить женщину, и всё после того, как моя рука принесет смерть человеку, который тем же утром был бодр и, как ни в чем не бывало, собирался прожить новый день, за ним ещё два, а потом многие годы, но мое неловкое движение навсегда остановило его намерения… Это оказалось слишком невероятным для моего понимания, разумеется, я бы не поверил. Но, размышляя позже, заключил, что одно следует за другим, как неделимая часть, порожденная чем-то случившимся и, возможно, те двое любили друг друга, чтобы дать новую жизнь взамен утраченной. Они осознали себя в этой жизни, мне же ещё только предстоит найти свое место. И, если уже суждено провести дни вдали от родных, почему бы завтра не попросить Жюста помочь добраться до Парижа и попробовать разыскать Ансельми.

То решение стало первым из немногих осознанных, принятых мною, до него я лишь следовал неизбежному за уже свершившимся. Решение, которое сложило в мучительную цепь все последующие события, но что я тогда понимал в этом… Конечно, я мечтал свидеться с Ансельми, но никогда не думал добиться встречи такой ценой, видит Бог, не было у меня таких мыслей.

* * *

16

Я боялся, что во сне мне явится Пикар и примется грозить всеми карами небесными, но обошлось, спал я довольно сносно, лишь иногда изболевшееся за день тело напоминало о себе.

Проснувшись, поначалу с возрастающим удивлением осматривался по сторонам, не понимая, как мог здесь очутиться. Наконец, память воскресила подробности вчерашнего дня, и со стоном я уткнулся головой в одеяло. Но делать нечего, случившееся уже навсегда останется со мной, и самым разумным было попробовать с этим примириться. Я принялся одеваться, когда внимание привлек лежащий на столике предмет, по виду – с гладкой поверхностью. Я осторожно взял его в руки, и на поверхности появилось лицо. Это было подобие моего зеркала, в чем-то более совершенное: для удобства руки к нему была сделана изящная ручка, но смутно и невыразительно проявлялось в нём само отражение, оно расплылось так, что лицо становилось почти неузнаваемым. Моё зеркало умело показать каждую черточку и даже едва заметную морщинку, это же определяло формы, но, теряя подробности, само лицо выглядело безжизненным. Тем не менее, не появлялось сомнений, что сей предмет служит той же цели.

Задумавшись, я вертел зеркало в руках и неожиданно испытал острое чувство близости с женщиной, обнаженное тело которой извивалось перед моими глазами ночью, при желании я бы мог дотронуться до него рукой. Она обладала таким же редким предметом, и некая общность словно соединила наши души, что подчас вызывает много большее волнение, чем обычная физическая связь. Сама по себе физическая связь слишком коротка в жизни, глупец тот, кто ищет только её. Она приносит удовольствие, оно скоротечно и обрывается, едва одно тело покидает другое. Мы забудем о пережитом очень скоро, но, если задета наша душа, тончайший механизм начнет действовать, и не будет нам покоя, пока мы снова не соединимся и не обретем друг друга. В этом я смог убедиться позже, а тогда, конечно, был слишком юн и физические проявления занимали меня куда больше.