Книга Фрагмент - Уоррен Фейхи

— Мы помещаем кровь в центрифугу и сепарируем клетки. Затем осмотически вскрываем их и экстрагируем белок, содержащий свертывающее вещество. Для того чтобы получить унцию этого белка, нужно около четырехсот фунтов клеток.

— Интересно, зачем этим членистоногим такая сложная защита от бактерий?

— Да они же плавают в полном дерьме, — ответил лаборант.

— Точно подмечено, — кивнул Джеффри.

— Да, в процессе эволюции у них не развилась иммунная система, поэтому, если их ранить, они очень быстро умрут от инфекции, не имея развитой химической системы защиты.

Лаборант вынул иглу из тела мечехвоста, после чего вытащил членистоногое из пластикового контейнера и опустил в бочку.

— Пока мы не обзавелись мечехвостами, — продолжал он, — нам приходилось тестировать вакцины и лекарства на кроликах, чтобы проверить, не заражены ли препараты бактериями. — Лаборант взял очередного «донора» и протянул коллеге. — Если у кролика поднималась температура или он умирал, мы понимали, что в проверяемом образце содержатся бактериальные эндотоксины. Но с тысяча девятьсот семьдесят седьмого года ЛАЛ стали использовать для проверки чистоты медицинского оборудования, шприцев, растворов для внутривенных инъекций — всего того, что входит в контакт с кровотоком человека и животных. Если белок сворачивается, мы понимаем, что есть какая-то проблема. Так что это вещество в буквальном смысле спасло миллионы жизней.

— Особенно кроликов, как я понимаю.

— Точно. Особенно кроликов, — засмеялся лаборант.

Джеффри потрогал жесткий коричневато-зеленый панцирь мечехвоста — гладкий и прочный, как у посуды фирмы «Тапервер».[17]Он издал нервный смешок, когда лаборант дал ему мечехвоста, перевернутого кверху брюхом. Ученый осторожно взял в руки крупное членистоногое. По обе стороны от ротового отверстия у мечехвоста находилось по пять лапок, которыми он активно шевелил, будто играл гамму. Каждая лапка была снабжена клешней. Джеффри перевернул мечехвоста, чтобы тот не цапнул его клешней за палец.

— Не бойтесь, на самом деле эти ребята почти безвредные. И чертовски живучие. Тут у нас есть один ученый, так он говорит, что как-то раз положил несколько мечехвостов в холодильник и на две недели про них забыл. А когда вытащил, они все еще болтали лапками.

Джеффри с мальчишеским восторгом смотрел на мечехвоста. Тот поднял остроконечный хвост и обнажил жабры, слоями лежащие вблизи от позвоночника.

— Вот это зверюга!

— Когда я начал здесь работать, я думал, что только у инопланетян может быть десять глаз и голубая кровь. — Лаборант рассмеялся. — А у этого красавчика вдобавок еще имеется светочувствительный глаз на хвосте.

— Природа производит множество различных пигментов крови, — сказал Джеффри.

Он смотрел на отверстие посередине тела мечехвоста, напомнившее ему пасть древнего аномалокариса — существа, которое являлось владыкой морей во времена первого кембрийского эволюционного взрыва, породившего сложные формы жизни полмиллиарда лет назад. Джеффри был поражен окраской этого животного, очень напоминавшего по виду панцири красновато-зеленых ископаемых трилобитов, которых он собирал в детстве в Мраморных горах в Калифорнии. Сейчас перед ним находилось живое ископаемое.

— Я видел фиолетовую кровь и зеленую кровь и червей-полихет, — продолжил он. — Я даже видел желто-зеленую кровь у морских огурцов. У крабов, лангустов, осьминогов, спрутов, даже у подушечных клещей, родственников этих ребят, в крови присутствует пигмент, имеющий в своей основе медь. Этот пигмент выполняет ту же функцию, какую в нашей крови выполняет пигмент, связанный с железом.

Лаборант вздернул брови.

— Так вы решили надо мной подшутить, доктор Бинсвэнгер, позволив мне прочитать вам лекцию?

— О, зовите меня просто Джеффри. Нет, я в самом деле узнал многое, чего не знал раньше, — сказал Джеффри. — И никогда не видел ничего подобного этому существу. Спасибо, что позволили мне полюбоваться на мечехвостов.

Лаборант показал ему два больших пальца.

— Нет проблем. Кстати, вы вчера вечером «Морскую жизнь» смотрели?

Ученый поморщился. У него сегодня уже в четвертый раз спросили об этом. Первой была миловидная соседка, когда он вышел из своего коттеджа. Потом Сай Гринберг, сокурсник по Оксфорду, изучающий гигантские аксоны кальмаров в лаборатории морской биологии, задал вопрос о том же самом, когда они ехали по велосипедной дорожке мимо офиса пароходной компании. Потом менеджер ВОИ задал ему этот вопрос, когда Джеффри ставил на прикол свой велосипед у здания на Уотер-стрит.

— Мм, нет, — ответил Джеффри. — А что?

Лаборант покачал головой.

— Мне просто стало интересно, как вы думаете — по-настоящему ли там все было?

Вот именно это говорили те трое, кто уже спрашивал у Джеффри про шоу. Просто слово в слово.

Кто-то постучал в окошко стерильной лаборатории из соседнего помещения. По другую сторону окна стоял доктор Ластикка — директор лаборатории, устроивший для Джеффри эту экскурсию. Ластикка жестом изобразил, что подносит к уху телефонную трубку.

— Так, уже пора обедать. Что ж, хорошо. — Джеффри осторожно передал лаборанту мечехвоста и жестами показал доктору Ластикке: «Пусть подождут».

Доктор Ластикка пантомимически ответил: «Хорошо».

— Спасибо, было просто замечательно, — поблагодарил Джеффри лаборанта.

— Вы сегодня вечером читаете лекцию, доктор Бинсвэнгер? То есть… Джеффри?

— Да.

— Приду обязательно!

— Я вас не смогу узнать.

— А я маску надену.

— Отлично! — улыбнулся Джеффри.

Вот почему Джеффри так нравилось в Вудс-Холе: здесь все интересовались наукой, все были умные, не только его коллеги по работе. На самом деле те, кто наукой не занимался, обычно были даже умнее. Джеффри искренне верил в то, что население Вудс-Хола — самое любознательное и информированное в научном смысле из всех городов на Земле. К тому же это было одно из немногих мест за пределами университетских кампусов, где ученых считали крутыми парнями. Все ходили на лекции, а потом обсуждали их в разных питейных заведениях.

Джеффри вышел из стерильной лаборатории через двойные герметично закрывающиеся двери. Он снял шапочку и маску, и ассистентка указала ему на телефон. Он взял трубку.

— Ну наконец-то, Эль Джеоффе!

Это был Анхель Эчеварриа, ученый, деливший с Джеффри кабинет в ВОИ. Анхель изучал ротоногих ракообразных. Он пошел по стопам своего кумира, Рея Мэннинга, пионера в этой области. Анхеля сегодня утром Джеффри в кабинете не застал. Коллега оставил записку, в которой сообщал, что опоздает, теперь же он чуть ли не выпрыгивал из телефонной трубки.