Книга Страх. Книга 2. Числа зверя и человека - Олег Рой

На экране замелькали кадры криминальной хроники:

– Еще одно жуткое убийство в череде подобных преступлений произошло в ЖК «Уютный», – бесстрастно вещал диктор. – Мужчина убил свою жену, оторвав протез ее руки и нанеся им несколько ударов по голове женщины, которая скончалась на месте. Убийца сам вызвал полицию, которая застала его баюкающим свою трехмесячную дочь.

Мужчина, известный в недавнем времени балетмейстер Герман Лабудов, находился в алкогольном опьянении средней степени тяжести. Лабудов объясняет свое преступление страстной любовью к жене. Она, бывшая прима-балерина, а ныне известный общественный деятель Вера Лабудова, была активной участницей Программы, с чем ее супруг так и не смог смириться. К сожалению, подобный случай – не первый. Ведущие социологи, которых мы просили прокомментировать происходящее, вынуждены с огорчением констатировать, что мышление многих мужчин слишком консервативно, чтобы принять насущную необходимость Программы и благородную жертвенность участвующих в ней женщин. Мы глубоко скорбим о нашей дорогой и любимой Вере и настоятельно просим WDC и другие общественные организации инициировать принятие законопроекта об охране женщин – участниц Программы…

На экране мелькнуло накрытое простыней тело, брызги крови, мужчина, которого полицейские усаживали в патрульный автомобиль…

Сразу после этого включился рекламный ролик от WDC:

– Ваш муж на взводе? Не беда! Успокаивающий видеокурс для мужчин вам поможет…

Господи! Это немыслимо! Вера Лабудова была урожденной Кмоторович, родной сестрой моего Валентина. Герман, соответственно, – его зять. Точнее, был его зятем… Проклятье на этой семейке, что ли?

Какая жуть… Собственным протезом…

Мне вдруг подумалось, что я ведь, в сущности, совсем не знаю Валентина. Почему я решила, что он безвольный хлюпик? Даже если это так, то и такие люди способны, пусть из-за собственной слабости, на решительные поступки… Что там говорится про загнанную в угол крысу?

Новости закончились, сразу после рекламы началась музыкальная программа. Я машинально доела сэндвич, думая, что надо позвонить моей благодетельнице.

Но Эдит позвонила сама. И была не на шутку встревожена.

– Ты смотрела новости? – сказала она, даже не поздоровавшись. Впрочем, она никогда не здоровалась.

– Да, – ответила я. – Жуть какая! В себя прийти не могу.

– Оружие, что я тебе дала, держи при себе. Постоянно. Поняла? Ты ценный сотрудник Корпорации, и мы не хотим тебя терять.

– Вы думаете, что Валентин…

– Валентин сегодня ездил… к своему отцу, – тихо сообщила Эдит. Намек я поняла сразу.

– Неужели он хотел…

– Да, – сухо констатировала моя благодетельница. – Именно так. Он хотел вернуться к Веронике. Умолял его простить. Кричал, что ненавидит тебя. Получил отказ и, похоже, пополз в какой-то кабак.

– Боже мой! Он же наверняка вернется пьяным. А в последнее время он стал таким агрессивным…

– Я и говорю – держи пистолет при себе. Все время. Ясно?

– Да, спасибо, я поняла. – Мысль о том, что не так уж я беззащитна, немного меня успокоила. – Как там Петр?

– Замечательно, – порадовала меня Эдит. – Он учится и работает. На следующей неделе мы предоставим ему возможность навестить тебя.

– Спасибо вам большое!

– Не за что. Береги себя. – И моя благодетельница отключилась.

Ее сообщение задело меня, признаться, сильнее, чем я показывала. Не то чтобы я ждала от Валентина верности, но его желание вернуться к бывшей жене… было в этом что-то неправильное, пугающее. А со мной тогда что?

Он вообще понимает, что закон на моей стороне? Что он не сможет вот так просто развестись со мной?

Хорошо, если понимает…

Ох, нет. Хорошо, если не понимает. А если поймет? Не подтолкнет ли его безнадежность к безумным поступкам? А тут еще и пример внутрисемейный налицо. Крыса, загнанная в угол, не склонится покорно – бросится.

Достав из шкафа выданный Эдит пистолет, я спрятала его в карман мешковатой домашней куртки.

Валентин пришел очень поздно. Я встретила его в прихожей.

– Где ты был? Почему так поздно? – спросила я, встречая его в прихожей.

– Там-сям, – неопределенно ответил он, раздраженно дергая плечом. – Тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов? Что это за тотальный контроль?

– Ты смотрел сегодняшние новости? – настороженно спросила я, хотя сразу догадалась, что он пока ничего не знает.

– Не смотрел… – буркнул он, – ничего хорошего там все равно не сообщают. Сплошная чернуха и дифирамбы Корпорации. Корпорация и ее вожди непогрешимы, они никогда не ошибаются. Сплотимся вокруг великих Фишера и Ройзельмана… Дрянь какая!

– Хорошо, – успокаивающе проговорила я, вот только во мне самой спокойствия не осталось ни на грош. – Ты сегодня был у отца? Вероника ведь там живет? Или уже съехала? Или ты специально туда поехал?

Он так и не научился врать, дернулся, как-то судорожно пожал плечами и ответил:

– Да, специально. И тебя это совершенно не касается.

Не касается?! У меня помутилось в глазах. Но я взяла себя в руки и, чтобы вернуть его в реальность, довольно спокойно спросила:

– Ты меня больше не любишь? А как же наши дети?

– Это ты меня больше не любишь, – с ходу завопил он. – Ты даже эти цилиндры любишь больше меня.

– Это не цилиндры! – возмутилась я. – Там наши дочь и сын!

– Черт его знает, что там, – снова закричал он. – Да не в этом же дело, разве ты не понимаешь? Я вижу яснее ясного, что ты меня не любишь. И никогда не любила. Зачем я тебе нужен? Для обеспеченной жизни? Или еще зачем-то? Ты ведь не просто так в нашем доме появилась?

Черт! Вот уж прозорливость некстати. Надо его хоть как-то успокоить:

– Разве я плохо относилась к тебе? Разве не заботилась о тебе? Разве не терпела все твои выходки?! – Я слегка повысила голос: так делают собачьи тренеры, чтобы утихомирить, подчинить своей воле выходящих из повиновения псов.

Валентин аж отпрянул:

– Ты не ори на меня! Довольно с меня одной Вероники! Та орала, но хотя бы меня любила!

– А я, значит, не люблю, – я понизила голос почти до шепота, а интонацию взяла, наоборот, пожестче, на грани сарказма. – А ты, выходит, меня любишь. Потому сам орешь и унижаешь меня, да?

Обычно я куда лучше умею контролировать и ситуацию, и людей. Но после новостей, после разговора с Эдит я была изрядно взвинчена, да и реплика про «не просто так появилась в нашем доме» заставила меня нервничать еще больше. Вид у Валентина был какой-то дикий – жалкий и пугающий одновременно. Он смотрел на меня почти растерянно, шаря руками по стене за спиной, словно ему трудно было сохранять вертикальное положение. Растопыренные пальцы правой руки двигались в опасной близости от стоявшей у зеркала вазы – кажется, это был подарок его бывшего профессора…