Книга Домино - Иселин К. Херманн

Он смеется.

Зато Чарли не до смеха. Черт возьми, что случилось с моей вывеской? Он поднимает ее. Она сделана одним из последних художников по эмали в Париже. Как она потрескалась, черт возьми.

Она не знает, какой должна быть ее реплика в этом фильме. Конечно, она не может не взять на себя часть ответственности за то, что вывеска с десятью розами на пальцах лежит сейчас на земле. А, с другой стороны, главный мужской персонаж мог бы держать ее лучше или обладать более сильными запястьями, чтобы часы не переворачивались, или же сказать ей, чтобы она спросила у кого-нибудь еще. Но тогда фильм на этом и остановился бы, а он продолжается.

Чарли в ярости. Я не знаю, жив ли вообще тот, кто сделал эту вывеску. Это старик, который жил около Распай.

Дай мне его адрес, и я закажу новую.

Это стоило целое состояние!

И что?

Слушай, перестань делать вид, будто ты выиграл в лотерею. Вывеска за тобой, понял?

Элегантный мужчина в плаще, который похож на кого угодно, кроме рабочего, совсем даже не выглядит виноватым.

Чарли возвращается в салон и продолжает пить пиво, зажигает сигарету. Распай. Недалеко от бульвара Монпарнас, прямо у Вавен, но я же тебе говорю, это было несколько лет назад. Он был древним, и у него начинался Паркинсон. Черт возьми, я разозлюсь, если он помер.

Это плюс в Чарли. Если он сердится, то делает это на полную катушку.

Мужчина в плаще знает его темперамент и знает, что ненавистник из него никакой. Уже завтра все пройдет. Маникюрщик хлопает дверью так, что дребезжат окна. Клиентка, которая держала пальцы в теплой мыльной воде, теперь держит их в холодной.

На тротуаре наш несчастный герой берет вывеску под руку, а женщину, которая все еще не знает, сколько сейчас времени, под другую. И они уходят. И смеются.

Отлично! Мы найдем этого эмалевого старика.

А что, если он умер?

Назовите хоть одну причину для того, чтобы придумывать проблемы до их возникновения!

Да, вы правы, но если речь действительно о последнем из могикан в области эмали, то у нас появится проблема.

Когда они заходят в метро, его плащ развевается, как накидка Бэтмена.

Странно! Сабатин всегда говорит то, что думает. Я встретила вас четыре раза за двадцать четыре часа.

Правда?

Четыре раза… Это довольно странно, ведь я не встречала вас в другие дни, не так ли?

Или просто вам не нужно было знать, сколько времени, отвечает он.

Да уж. Извините ради бога.

?

Ну, за вывеску.

Вообще-то, это просто вывеска. Разве нет? Никто не заболел. Никто не умер.

По крайней мере, я должна заплатить половину.

Если никто не заболел и никто не умер, то не существует такой половины, которую надо оплатить. Выпейте со мной кофе после того как мы найдем этого эмалевого старика, и мы квиты.

На самом деле, ей нужно было купить бумагу. Завтра воскресенье. Она знает, что бумага ей понадобится. Кроме того, она не перенесла время маникюра. Обе эти мысли она выбрасывает в мусорное ведро.

Вывеска лежит на коленях. Она громоздкая, и это странно смотрится здесь, в метро. Только бы у нее был с собой Olympus. Ей не нравится ее цифровой фотоаппарат. Когда они выходят в город, то видят, что идет дождь, но в то же время светит солнце.

Как смех сквозь слезы, говорит она. Он красивый, когда улыбается, думает она. Она не видела, как он плачет. Пока.

Извините, мне надо позвонить.

Он заходит в одну из телефонных будок, на которые так щедр город.

Но у меня есть мобильный. Она забыла, что он так неблагородно отбыл в мир иной.

Спасибо. Я не люблю волны.

Волны?

Да, мне кажется, волны вредны для мозга. К тому же, мне не нравится быть доступным двадцать четыре часа в сутки. Стеклянная дверь будки захлопывается, он смотрит на нее, пока набирает номер, который написан на бумажке, и поворачивается спиной, когда говорит. Мадам Флёри рада, что он позвонил, и они договариваются, что он придет к ней завтра.

Возьмите с собой «Дом Периньон», хорошо? Только не эту жалкую «Вдову Клико». Брют, конечно. Нет, честно говоря, мне удобнее сегодня. В три часа?

Они договариваются, и когда он выходит из телефонной будки, дождь уже перестал. Простите!

Ничего страшного. Я никогда не устану смотреть на людей. Думаю, профессиональная болезнь.

Дизайнер?

Психолог?

Неплохо. Но у вас есть только три попытки.

Тогда припасу последнюю.

Так бывает, когда двое начинают нравиться друг другу. Им хочется что-то прятать и утаивать, делать открытия и находить. Как маленькие дети, которые играют в прятки. Как взрослые, которые занимаются любовью.

Если я, конечно, не ошибаюсь, то наш старик с вывесками обитает вон там! И, похоже, это правда. Старик не умер и поглаживает свою стриженую голову трясущейся рукой. Но он жив.

Да, эта вывеска… он помнит, что делал ее. Не каждый день приходится сплетать две руки на эмали таким вот образом, говорит он с ярко выраженным марсельским акцентом, и чешет свои белые волосы желтым ногтем.

Да, он помнит. Вполне возможно, вполне возможно, что у меня сохранился эскиз. Он отодвигает занавеску и заходит в подсобку. Двое взрослых людей. Смущенные, как два школьника. В магазине вывесок. Они не знают, что сказать друг другу. И она выдает свое замешательство типичным женским предположением.

А что если у него нет эскиза? Тогда это будет очень дорого?

Вы всегда переживаете раньше времени?

Нет, на самом деле нет, а надо бы. Ей надо быть внимательней к вопросам, которые она задает, и молчать, когда это необходимо. Обычно Сабатин беззаботна.

Да, есть в вещах порядок, говорит старик не без доли самодовольства.

Если посмотреть на магазин, то слово «порядок» — не то слово, которое первым приходит на ум… не говоря уже о «тряпке для пыли».

Смотрите, используя этот образец, я могу фотографически перенести рисунок и потом раскрасить его. Понимаете ли, это очень сложная и интересная графическая техника… у нас же и шаблонирование, и порошковая печать, и…

Да, вы рассказывали об этом, когда делали ее в первый раз. Да… очень интересно, лжет он во второй раз. Когда она будет готова?

Через шесть недель, мсье.

Не быстро, однако.

Изготовление вывески из эмали занимает столько времени, сколько занимает.

На улице она замечает, что он даже не спросил, сколько это стоит.

Разве в мире нет более серьезных проблем?