Книга Вольф Мессинг. Экстрасенс Сталина - Вадим Эрлихман

Мессинг писал в воспоминаниях: «Когда бронированная немецкая армия перекатилась через границы Польши, государство это, несравненно более слабое в индустриальном и военном отношении, да к тому же фактически преданное своим правительством, было обречено. Я знал: мне оставаться на оккупированной немцами территории нельзя. Голова моя была оценена в 200 000 марок». Как мы уже знаем, сведения о предсказании Мессинга и будто бы назначенной Гитлером награде за его голову относятся к разряду легендарных. Даже если телепат и предсказал где-то, что фюрер потерпит поражение в России, на первые страницы газет эта новость не попала, и Гитлер ничего о ней не знал. Другое дело, что Мессинг был достаточно умен и информирован, чтобы понимать — евреев на оккупированной нацистами территории ничего хорошего не ждет. Поэтому он постарался понадежнее спрятаться, чтобы в удобный момент бежать на Восток. Он наверняка знал, что советский режим тоже не слишком гуманен, но он не преследовал евреев, а для загнанного беглеца это в тот момент было главным.

О своих приключениях в начале войны Мессинг пишет так: «Я в это время жил в родном местечке, у отца. Вскоре это местечко было оккупировано фашистской армией. Мгновенно было организовано гетто. Мне удалось бежать в Варшаву. Некоторое время я скрывался в подвале у одного торговца мясом. Однажды вечером, когда я вышел на улицу пройтись, меня схватили. Офицер, остановивший меня, долго вглядывался в мое лицо, потом вынул из кармана обрывок бумаги с моим портретом. Я узнал афишу, расклеивавшуюся гитлеровцами по городу, где сообщалось о награде за мое обнаружение.

— Ты кто? — спросил офицер и больно дернул меня за длинные до плеч волосы.

— Я художник.

— Врешь! Ты — Вольф Мессинг! Это ты предсказывал смерть фюрера.

Он отступил на шаг назад, продолжая держать меня левой рукой за волосы. Затем резко взмахнул правой и нанес мне страшной силы удар по челюсти. Это был удар большого мастера заплечных дел. Я выплюнул вместе с кровью шесть зубов».

Как уже говорилось, он был посажен под замок, но сумел бежать, загипнотизировав своих тюремщиков. В принципе в этом нет ничего невероятного, хотя не исключено, что и этот эпизод своей жизни Мессинг выдумал или взял из какого-нибудь романа. Во всяком случае, ему удалось покинуть столицу и укрыться в сельской местности, где немецких войск почти не было. Он писал: «Из Варшавы меня вывезли в телеге, заваленной сеном. Я знал одно: мне надо идти на восток. Только на восток. К той единственной в мире стране, которая одна — я знал это — сможет остановить распространение «коричневой чумы» фашизма по земному шару. Проводники вели и везли меня только по ночам. И вот наконец темной ноябрьской ночью впереди тускло блеснули холодные волны Западного Буга. Там, на том берегу, была Советская страна.

Небольшая лодчонка-плоскодонка ткнулась в песок смутно белевшей отмели. Я выскочил из лодки и протянул рыбаку, который перевез меня, последнюю оставшуюся у меня пачку денег Речи Посполитой:

— Возьми, отец! Спас ты меня.

— Оставь себе, пан, — возразил рыбак. — Тебе самому пригодится. Эх, и я бы пошел с тобой, если бы не дети!.. Чемоданчик не забудь.

Я пожал протянутую мне руку и пошел по влажному песку. Пошел по земле моей новой родины. Пошел прямо на восток».

Если Мессинг покинул Варшаву в конце сентября, то путь до границы, даже самый медленный и осторожный, никак не мог занять у него больше месяца. Вероятно, он добрался до Буга не в ноябре, как писал в мемуарах, а еще в октябре. К тому времени на границе скопилось большое число беженцев; в СССР их не пускали, опасаясь шпионажа, поэтому многие пытались пересечь границу нелегально. Таких было велено задерживать и отправлять в качестве спецпереселенцев в отдаленные районы страны. При этом немцы не только не мешали беглецам, но и насильно отправляли многих из них, особенно евреев, на советскую территорию. Советские пограничники, в свою очередь, прогоняли их назад в Германию.

Мессингу удалось избежать подобных мытарств — хотя он проник в Советский Союз нелегально, но, по-видимому, добровольно явился в комендатуру, что спасло его от ареста. До официального присоединения Западной Белоруссии к СССР в ноябре 1939 года к беженцам относились менее придирчиво, и безобидный на вид еврей, к тому же называвший себя профессором и артистом, вполне мог получить вид на жительство. Однако кроме документов Мессингу требовались еще и деньги — оставшиеся у него польские злотые утратили всякую цену. Ему сразу пришлось столкнуться с непривычными реалиями советской жизни:

«Пришел я в гостиницу в Бресте:

— Мне нужен номер.

— Свободных номеров нет.

— Я заплачу втрое против обычной цены.

— Вам сказано, гражданин, свободных номеров нет!

Окно с треском захлопывается.

Я смотрю на счастливцев, берущих и сдающих портье ключи, на людей, нашедших место в гостинице. Нет, это совсем не такие люди, каких я привык видеть в вестибюлях европейских гостиниц. Простые трудовые люди, служащие с озабоченными лицами, с толстыми портфелями в руках. Кепи, а не шляпы. Пестрые рабочие пальто вместо роскошных плащей — макинтошей.

Первую ночь среди других беженцев я провел в синагоге на полу. С трудом отыскал свободное место. Куда податься? На другой день меня надоумили: я пошел в отдел искусств горкома. Меня встретили вежливо, но сдержанно. В Советском Союзе, борясь против суеверий в сознании людей, не жаловали ни гадалок, ни волшебников, ни хиромантов. К числу таких же непоощряемых занятий относили и телепатию. Ох как часто мне потом мешало это!

Пришлось переубеждать… пришлось демонстрировать свои способности тысячу раз. Пришлось доказывать, что в этом нет никакого фокуса, обмана, мошенничества. И вот наконец нашелся человек, который поверил. Это был заведующий отделом искусств Абрасимов Петр Андреевич. На свой страх и риск он включил меня в бригаду артистов, обслуживающих Брестский район. Жизнь начала налаживаться.»

Игнатий Шенфельд, как водится, излагает другую версию: из Бреста Мессинг сразу отправился в Белосток, где у него были знакомые. Но и там ему пришлось несладко, хотя он сумел вступить в профсоюз работников зрелищных предприятий: «Я зарегистрировался, но работу мне никто не предлагал. Я уже думал, что на старости лет придется стать уличным или дворовым фокусником и собирать в шляпу подаяния.

Но вдруг милосердный еврейский Бог пожалел меня и спас от позора. Я узнал, что в областном Доме культуры набирают артистов для каких-то агитбригад. Я не знал, что это за штуки, но на всякий случай пошел. В вестибюле было много нашего брата, всем работа нужна была позарез.

Нас по очереди впускали в зал, где за столиками сидели люди в военных или темных суконных гимнастерках. Кто-то шепнул, что это партийные лекторы-пропагандисты из Минска. Потом я узнал, что их задача — объяснять местному населению, как плохо жилось в панской Польше и как хорошо станет под солнцем сталинской конституции. Они рассказывали о миролюбивой политике непобедимого Советского Союза и о том, как недавно били японцев-самураев на Хасане и Халхин-Голе. Но люди быстро разобрались что к чему, и для того, чтобы они вообще пришли слушать эту болтовню, их надо было приманить хорошим концертом. Вот этой приманкой и должны были стать мы. В первую очередь требовались аккордеонисты, баянисты или гармонисты и, куда ни шло, скрипачи. Годились вокалисты, куплетисты, юмористы, художественные чтецы. Было место и для иллюзионистов.