Книга Мозг прирученный. Что делает нас людьми? - Брюс Гуд

Причина, по которой фокусы кажутся нам такими увлекательными, заключается в том, что они нарушают наши ожидания. Когда иллюзионист заставляет предмет раствориться в воздухе, мы сначала удивляемся, а затем пытаемся понять, каким образом достигается такая иллюзия. Мы, взрослые, знаем, что законы природы нарушены только на первый взгляд — но внешне все же нарушены, иначе мы бы не удивились. В этом весь фокус. То же верно и для младенцев. Когда им показывают «волшебные» действия, при которых кажется, что предметы исчезают, они смотрят дольше. Они не вскрикивают от удивления и не аплодируют, как сделала бы взрослая аудитория, но тем не менее замечают: что-то не так.

Техника иллюзионистов, известная как обман ожиданий, воплотилась в сотнях экспериментов, задача которых — заглянуть в сознание младенцев, не способных пока сказать, что и о чем думают. Психолог из Гарварда Элизабет Спелке использует обман ожиданий для исследования правил, которые применяют младенцы, разбираясь в физическом мире. С самого раннего возраста малыши понимают, что твердые предметы не могут проходить сквозь другие твердые предметы, перемещаться из одной точки в другую, не проходя через промежуточные точки, и двигаться сами по себе, если их не трогать; предметы также не пропадают сами по себе и не ломаются, если до них дотронуться. Когда мы говорим про что-то, что оно «твердое как камень», речь идет о том, что эта вещь подчиняется правилам Спелке для физических объектов. Эти правила не нужно учить, они справедливы для большинства объектов, с которыми младенец столкнется за время жизни; именно поэтому мы говорим о них как об изначальном знании, запрограммированном в мозгу с рождения.

Конечно, из этих правил существуют исключения; так, если к железному предмету поднести магнит, то он начнет двигаться без непосредственного контакта с другим объектом. Если окунуть мягкий банан в жидкий азот, он станет твердым, как железо. Такие исключения из привычных правил завораживают, поскольку нарушают наши ожидания и представления о том, как должны вести себя физические объекты. Многие экспонаты научных музеев представляют собой такие контринтуитивные примеры, поражающие и забавляющие именно потому, что ведут себя иначе, не как большинство обычных объектов.

Оно живое!

Младенцы понимают, что люди — тоже объекты, но с особым набором свойств. Для начала: люди умеют двигаться сами по себе. Если неодушевленный предмет кто-то оставил за ширмой, то он там и останется, если только кто-то его не сдвинет. Человек же может выйти из комнаты, когда ты не смотришь, и не обязан оставаться неподвижным, если его не видно. Кроме того, люди необязательно движутся по прямой. Пятимесячные дети, которым показывали видеоролик с ящиком, проезжающим по сцене, на которой установлены две ширмы, недоумевают, если ящик, заехав за первую ширму, не появляется чуть позже в промежутке между ними. Однако они не удивляются, если между экранами не появляется человек, проходящий по той же сцене. Это позволяет предположить, что младенец чувствует, что ящик и человек могут вести себя по-разному и по-разному двигаться. Неживые объекты, как правило, движутся жестко, тогда как для живых характерно «биологическое движение», гораздо более гибкое и прихотливое. Эти типы движения обрабатываются специальными нейронами, настроенными на направления и скорость. Они располагаются в зрительном отделе в задней части мозга, известной как MT. Биологическое движение не столь жесткое и активирует другую область мозга, расположенную ближе к области за ушами, которая активируется, когда человек видит лица. Эта область — fusiform gyrus, веретенообразная извилина — регистрирует также очертания человеческого тела; это позволяет предположить, что именно там хранится общая информация о себе подобных. Думая о других, мы ожидаем, что они имеют определенные очертания и движутся определенным образом. К шести месяцам младенцы удивляются, если им показывают женскую фигуру, у которой руки растут из бедер и раскачиваются при ходьбе.

Как младенец определяет, что есть человек? Мы знаем, что даже самые маленькие дети любят смотреть на других людей. Они с рождения предпочитают биологическое движение. Мы знаем также, что они предпочитают слушать человеческие голоса, особенно голос матери. Они предпочитают запах собственной, а не чужой матери. Судя по всему, практически любой аспект восприятия новорожденного настроен на маму.

Со временем младенцы начинают обращать внимание на других и замечать, что те делают. Если подумать, даже объем информации, втиснутый в одну-две минуты обычных повседневных действий взрослого человека, поражает воображение. Представьте себе отдельные операции, из которых складывается приготовление бутерброда с сыром. Каждое последовательное действие требует сложных моторных навыков и должно выполняться так, как не в состоянии сделать ни один робот. Ингредиенты и принадлежности необходимо доставать из различных шкафов и ящиков на кухне; затем все нужно подготовить и собрать в правильном, заранее спланированном порядке. Бессмысленно пытаться намазать хлеб маслом, если вы уже положили сверху сыр. Но как же младенец может разобраться в увиденном? С чего начать? Оказывается, мозг младенца изначально настроен не только на восприятие языка и выделение отдельных сегментов речи; он запрограммирован на наблюдение и усвоение различных действий. Уже в шесть месяцев младенцы чувствительны к статистическим закономерностям в последовательности действий, а к десяти-двенадцати с легкостью делят сложные действия на составляющие, исходя из последовательности движений, их начала и конца.

Таким образом, младенцы очень коммуникабельны — они обожают наблюдать за другими. Больше всего их интересуют люди — не только потому, что они выглядят и двигаются определенным образом, но и потому, что люди взаимодействуют с ними. Синхронность необходима для формирования социальных связей, и младенцы всегда держат ухо востро, они всегда в поиске; они ищут вокруг себя тех, кто на них настроен. Мы, взрослые, инстинктивно предлагаем малышам такие синхронизированные действия; мы даже подражаем младенцам, стараясь завоевать их расположение и доверие. Двухмесячный младенец готов отнестись к неживому объекту, который условно ведет себя как живой, как к живому и улыбаться ему. По мере создания собственных моделей того, что значит быть человеком, дети собирают все новые сведения о тех признаках, которые с наибольшей вероятностью окажутся важны для выживания, и становятся все разумнее в своих решениях.

Мыслящие объекты

Младенец полагается на лица, биологические движения и взаимодействия, соответствующие обстоятельствам, и составляет собственный список вещей, достойных внимания. Любой из признаков может говорить о том, что за тем или иным объектом стоит понаблюдать, потому что младенец уже начинает различать живое и неживое в контексте субъектности. Неживое движется потому, что на него подействовала какая-то сила, тогда как субъекты действуют независимо с какой-то целью. Кроме целей, у них есть возможность выбора. Если мы понимаем, что субъект имеет цель, мы воспринимаем его действия как преднамеренные. Мы все время делаем это по отношению к своим домашним любимцам; мы приписываем им человеческие черты, исходя из когнитивной предвзятости, известной как антропоморфизм; мало того, мы готовы проделывать то же самое с вещами очевидно неживыми и тем более неразумными.