Книга Исповедь гейши - Радика Джа

Я с удивлением заметила, как оживился Рю. Да и я сама почувствовала себя счастливой. Мы снова были вместе, мне казалось, что ко мне вернулась юность.

— Раз уж вы так удачно встретились, мы можем пригласить ее к нам в гости, — с надеждой произнес мой муж.

— Конечно, конечно, — поспешила согласиться я, отлично зная, что она не придет.

И слава богу. На токийских улицах мы были равны, но в убогом домишке с картонными стенами, облицованными плиткой, между нами сразу же возникнет пропасть, которую мы вряд ли сумеем преодолеть. Я не сомневалась, что Томоко скоро даст о себе знать, и с нетерпением ожидала ее звонка.

Но после того как Харука стала спать по ночам, а я привыкла к дополнительной нагрузке, в меня снова вселилось беспокойство. Открывая шкаф, я видела там множество красивых вещей, которые мы купили вместе с подругой, но это лишь огорчало меня. Хотя я снова похудела и могла надеть любую из них, без Томоко мне было просто некуда в них ходить. Мои стильные наряды с упреком взирали на меня, словно я их предала.

Я много раз звонила Томоко, но она не отвечала и не перезванивала. Тогда я решила поехать к ней сама. Я опять похудела, и меня отчаянно тянуло в магазины.

Наступил 1998 год, и мыльный пузырь японской экономики наконец лопнул. Непонятно, почему ей дали такое название. Ведь мыльные пузыри красивые, но недолговечные. А японское процветание длилось больше десяти лет, и его конец стал для нас полной неожиданностью. Ничего красивого и возвышенного в те времена так и не появилось. Все было приземленным и прозаическим, каждый стремился перещеголять своих соседей богатством, положением и западными манерами.

В те времена служащие поголовно считали своим долгом обзавестись любовницей. Все они регулярно наведывались к гейшам и в ночные бары. Покупали своим женам сумки фирмы «Эрмес», а любовницам — «Луи Виттон». А женщины — домохозяйки, офисные дамы и любовницы — как сумасшедшие бегали по магазинам. Даже Рю, обычно такой осторожный, когда дело касалось денег, продал наш домик и взял в своем банке кредит на большой европейский коттедж. Вручив мне еще одну кредитку, он распорядился обставить наш новый дом как я сочту нужным. Погрузившись в это восхитительное занятие, я не забывала о Томоко и, невзирая на ее молчание, продолжала отправлять ей сообщения, рассказывая про новый дом и мои очередные приобретения. Но ответа так и не дождалась.

В один прекрасный день Рю, придя с работы, неожиданно объявил, что мне надо заняться английским языком.

— Это еще зачем? — возмутилась я. — Мало у меня забот с этим домищем?

— Знаю, знаю, — поспешил согласиться Рю. — Но я собираюсь сменить работу. Меня пригласили в американский банк.

— Что? Когда ты успел все решить? И почему со мной не посоветовался? — воскликнула я.

Рю насупился.

— Я до последнего дня не был уверен. Мы подписали контракт только вчера вечером.

— Так вот почему ты явился в пять утра! Обмывал новое назначение.

Рю виновато кивнул.

— В американских компаниях все по-другому. Там жены участвуют во всем. Тебе придется общаться с нашими партнерами по бизнесу. А для этого нужно знать английский.

Я промолчала. В школе с английским у меня было хуже некуда. Если бы не Томоко, я бы ни за что не сдала экзамены. Перспектива снова сесть за парту привела меня в уныние.

— Не пугайся. Все у тебя получится. Гамбару[7]. Ты же способная.

Я упрямо покачала головой.

— А как же дом… дети? Откуда у меня время на учебу?

Рю нахмурился.

— Сделай это для меня, пожалуйста. Через три месяца я выхожу на новую работу. Зарплата там будет в два раза выше.

Перегнувшись через стол, он неожиданно поцеловал меня в губы.

— Через двадцать лет этот дом будет нашим.

Вот так мы начали заниматься английским по выходным. Однако вскоре мой муж сошел с дистанции, заявив, что он слишком устает к концу недели и ему необходим отдых. На самом деле он стал больше пить и по субботам страдал от похмелья. Я же, наоборот, полюбила свои английские занятия и ходила туда три раза в неделю. Мой первый преподаватель был американцем. Знаете, почему мне нравится английский язык? Там нет слова «гамбару». Учить его легко, вас все время хвалят и подбадривают. Никто не заставляет вас напрягаться. А японское «гамбару» означает «лезть из кожи вон», пока не выдохнешься так, что будешь спать на ходу даже в переполненном вагоне.

Американцы ведь смотрят на жизнь по-другому, правда? В Америке все легко и просто. Английский нам преподавал голубоглазый блондин из Сан-Франциско. Сейчас уже не помню, как его звали, но я была от него без ума! Вида, конечно, не показывала. Все женщины в нашей группе в него влюбились. А он — само обаяние и все время улыбался. Я никогда не встречала человека с такой обворожительной улыбкой. И почему красавица Томоко не влюбилась в кого-нибудь вроде него, а выбрала трусливого чиновника с женой и детьми, живущего где-то в пригороде?

Вероятно, вы уже догадались, что произошло. Томоко не отвечала на мои звонки, потому что ее не было в живых. Она бросилась под поезд. Такой же серый и унылый, как тот, на котором я каждый день езжу в Токио. С одной только разницей — Томоко выбрала для этого час пик — половину восьмого утра, когда все едут на работу. Теперь, ожидая поезда, я всегда представляю, как она стояла на платформе, высматривая приближавшуюся электричку. Кого Томоко вспоминала в эти последние минуты? Своих родителей? Любовника? Может быть, меня? Или она думала только о себе? Выглядела она, наверно, как всегда, безупречно. Вот голос из динамика бесстрастно объявил о прибытии поезда. Тело Томоко напряглось. Что она чувствовала? Вздрогнула, невольно выдав смятение, или сохраняла хладнокровное спокойствие?

В середине марта бывает довольно холодно. Сакура еще не расцвела, хотя на ветках уже появляются бутоны. Обычно все с нетерпением ждут, когда они распустятся, потому что это самое прекрасное зрелище в Японии. Обязательно приезжайте в Токио в эту пору.

Через минуту Томоко услышала звук поезда и ощутила, как завибрировала платформа. Подняв голову, она увидела, как красный свет на светофоре сменился зеленым, а потом показался и сам поезд — из утреннего тумана вынырнула огромная серая змея. Смотрела ли она на небо, когда падала с платформы? Скользнула ли взглядом по нераспустившимся бутонам сакуры, подумав, что ее новая жизнь будет столь же чиста и безупречна? Или же их вид наполнил душу печалью — ведь ей не суждено увидеть, как они раскроются? От этих мыслей мне становилось легче. Я-то ведь жива и могу поехать в Токио, чтобы накупить там множество красивых вещей. С тех пор вид распускающихся бутонов вызывал у меня непреодолимое желание пройтись по магазинам.

Но как Томоко оказалась на пригородной станции в половине восьмого утра, когда все спешат на работу? Мне кажется, она просто устала ждать. Наверное, ее любовник обещал прийти, но так и не явился. Наобещал, что останется у нее на ночь, и она купила себе новое платье, белье и духи. Принесла из супермаркета самой лучшей еды или заказала ужин на дом в ближайшем ресторане. А потом стала ждать. Часов в десять она ему позвонила, но его телефон не отвечал. Еще час она беспрестанно названивала ему. Было уже поздно, и до закрытия метро оставалось всего ничего. Тогда она надела пальто и, не поправив макияж, который, вероятно, весь расплылся от слез, вышла из дома и на такси приехала в Сибуя, откуда отправлялся его пригородный поезд. Сойдя на станции, где жил ее любовник, она пошла к его дому. Возможно, там были не задернуты шторы, и она увидела, как он играет с детьми или укладывает их спать. А может быть, они с женой мирно ужинали перед телевизором. Когда же они уединились в спальне и погасили свет, Томоко пошла в бар, единственное место, открытое в такой поздний час, и просидела там всю ночь. Утром Томоко тщательно накрасилась в туалете и позавтракала в «Джонатане». Потом вернулась на станцию и купила последний в своей жизни билет. Возможно, она распрощалась с жизнью, вдруг осознав, каким ничтожеством был ее избранник.