Книга SPQR IV. Храм муз - Джон Мэддокс Робертс

Я с благодарностью принял у него полную чашу.

– Ты потом напомни мне, чтоб я тебя как-нибудь выпорол за непослушание.

После этих слов я поднял чашу, словно в честь статуи Сапфо[32], что стояла рядом с портиком Храма муз. Это почетное место было выбрано для нее, поскольку в старину греки даже именовали ее Десятой музой. Я сделал хороший глоток и обратился к статуе:

– Теперь я знаю, откуда ты черпала вдохновение, старушка.

Многочисленные посетители, явно оскорбленные моим выступлением и тем, что я посмел выпивать в подобном священном месте, начали издавать недовольные и протестующие звуки. Ну и пусть себе. Римский сенатор может делать все, что ему нравится, к тому же мы давно привыкли, что разные надутые чужестранцы называют нас варварами. Гермес тоже налил себе вина.

– Полагаю, ты принес мне какую-то важную информацию, – сказал я. – Есть все-таки границы наглости, за которые я тебе выходить не позволю.

– Сведения я получил напрямую от одной из личных служанок царицы, – уверил он меня. – Она опять беременна. – Как всегда, Гермес ухитрился мне услужить.

– Так! Еще один царский выродок! – чуть не подпрыгнул я от неожиданности. – Это может здорово осложнить ситуацию, особенно если это будет мальчик. Но если на свет появится еще одна девочка, то это не будет иметь практически никакого значения, у нас и так уже под ногами болтаются три штуки.

– Говорят, что Пофин, Первый евнух, тоже не слишком доволен. – Гермес почему-то всегда имел доступ к самым секретным новостям и знал гораздо больше, чем весь дипломатический корпус.

– А с чего бы ему быть довольным? Это еще больше осложнит ему жизнь. Не говоря уж о том, что евнухи, как правило, не слишком радуются проявлениям способности людей к воспроизводству потомства. Какой у нее срок?

– Три месяца. Береника в ярости. А Клеопатра, кажется, рада. Что до Арсинои, то она еще слишком мала, чтобы этим озаботиться. Насколько мне известно, юному Птолемею об этом еще не сообщали.

– А что сам царь? – спросил я.

– Ну, я же не вращаюсь среди столь высоких персон. Это ты у нас великий римский посланник.

– Много это мне помогает! Нынче я просто высокопоставленный гид.

– По крайней мере, ты пребываешь в приятной компании. Неужели ты предпочел бы торчать сейчас в Риме, прячась от Клодия, и в итоге быть отравленным его сестрицей? Неужто тебе было бы приятнее беспокоиться о том, какую участь уготовил тебе Цезарь? Пользуйся случаем, наслаждайся этим отпуском, вот что я тебе скажу.

– Гермес, – проговорил я, – вот мы стоим тут в этом месте, среди величайших философов мира. А ты тут со своими мирскими проблемами и советами! Да какое мне до них дело?

Раб недовольно засопел.

– Я уже видел множество этих философов с тех пор, как мы сюда приехали. А знаешь, почему все они держат при себе рабов? Чтоб те подтирали им задницы, поскольку они ненормальные и не могут делать это сами!

– Тебе не следует так говорить о тех, кто выше и лучше тебя. – Я бросил Гермесу пустую чашу. – Отнеси все это назад в носилки. И этот мех не должен слишком похудеть к тому моменту, когда мы отсюда отбудем.

Все еще пребывая в смешанных чувствах, я вошел в Храм муз. Я еще никогда его не посещал, так что оказался совершенно не готов к той захватывающей дух красоте, которую увидел. Зал было круглым, давая, таким образом, достойное место каждой из девяти муз, чьи статуи были установлены по его периметру.

В Риме у нас есть свой прекрасный храм Геркулеса и Девяти муз, но там все основное внимание уделено великому герою, любимцу римлян. А изображения там отнюдь не самого высшего качества.

А эти статуи были достойны резца Праксителя[33]. Они были высечены из лучшего белого мрамора и лишь чуть-чуть подкрашены в отличие от многих других скульптур, ярко и безвкусно размалеванных. Это придавало им некий призрачный, почти прозрачный вид, они выглядели как духи из сна. Перед каждой горели и дымились в сосудах ладан и другие благовония, окутывая их дымом и еще более подчеркивая их божественно-прекрасный вид. Лишь их глаза, инкрустированные перламутром и ляпис-лазурью, сияли с такой силой, какая недоступна простым смертным.

Только тут я осознал, сколь мало я знаю о музах. Смею сказать, что помню только трех: Терпсихору – потому что все любят танцы; Полигимнию, потому что все мы поем хвалебные гимны богам; а также Эрато, потому что это муза – покровительница лирической поэзии и эротических стихов, да и имя ее созвучно Эросу. А вот насчет остальных я прямо-таки блуждаю в тумане неведения.

Здание храма было выдержано в идеальных пропорциях. Оно не было огромным и тяжеловесным, как многие постройки в Александрии – скорее, по своим размерам оно походило на римскую архитектуру. Статуи муз были лишь немного выше человеческого роста, и этого было вполне достаточно, чтобы подчеркнуть, что это не простые смертные. Полированный мрамор, из которого он был выстроен, был многих цветов, но все они были не кричаще яркими, а благородно бледными, и это еще больше подчеркивало эстетическую природу и суть этого места.

Вне Рима мне попадалось совсем немного храмов, гробниц или святилищ, которые представлялись мне воистину местами, где могли появиться боги. Но тогда я был уверен, что александрийский Храм муз точно был одним из них. И мне казалось, что сами богини смотрят на меня с небес.

– Тебе нравится наш храм, сенатор?

Я обернулся и увидел перед собой маленького бородатого человечка, одетого в простой хитон дорического стиля, и с головным убором из простого белого полотна.

– Он просто великолепен, – завороженно прошептал я. Говорить здесь в полный голос казалось мне святотатством. – Я хочу сделать жертвоприношение.

Незнакомец мягко улыбнулся.

– Мы здесь не приносим никаких жертв. В посвященные им праздники мы одариваем их пшеничной мукой, которую замешиваем на меде, и совершаем возлияния из молока, меда и воды. Вот и все. И еще в их честь возжигаем благовония. Это не те божества, что любят кровь жертвенных животных, а мы здесь служим во славу муз.

– Ты жрец? – спросил я.

Он чуть склонил голову.

– Меня зовут Агафон, я Верховный жрец Храма муз. Ты что-нибудь знаешь про них?

– Совсем немного. Они не очень известны в Риме.

– Тогда позволь мне рассказать.

После этих слов он повел меня к первой статуе, что стояла справа от входной двери. Пока мы шли, он рассказывал, вернее, напевно повествовал, называя имена, символы, атрибуты и характерные особенности каждой. Музы не слишком отличались друг от друга лицами, фигурами или одеждой, так что были больше известны по своим характерным чертам, символам и атрибутам.