Книга Червивая луна - Салли Гарднер

Дед сложил крысоловки с добычей за день у лестницы, ведущей в наш дом. Потом мы пошли, можно сказать, в самый дальний угол Подвальной. Тут в нос шибало сильней всего. Поэтому-то собаки кожаного и не смогли унюхать нашего лунного человека. Этот инопланетный гриб все перекрывал своей резкой вонью. Он даже светился в темноте, выглядел почти живым, голодным, пожирающим сырость и тьму подвала, обгладывающим фундаменты до костей.

Мы отодвинули стену. Ох, и рад же я был увидеть лунного человека. Не говоря уж о курах и о радиоприемнике, который мистер Лаш подкрутил так, что мы могли время от времени слушать утешительные слова разных мировых империй зла.

Лунный человек встал и обнял деда. Я отошел собрать яйца, покормить кур и проверить, не забрались ли к нам крысы. Потом я зажег спиртовку и поставил чайник. Мы пили чай и ели хлеб с консервами. Пировали.

Лунный человек пытался объясняться с нами при помощи рисунков. Не таких точных, как у деда, но смысл был понятен. Я вполне уяснил, что творилось сейчас за стеной.

Дед встал, вытер рукой рот и стал настраивать радио. Оно трещало и шипело. Он крутил его до тех пор, пока не послышался Голос – единственный, которому дед доверял. Который говорил правду, если осталась еще такая штука. Сложно быть уверенным, когда вокруг так много лжи.

Шестьдесят два

Голос заговорил.

«На чудовищной Родине утверждают, будто они запустили ракету к Луне. Однако наши ученые уверены, что подобная экспедиция невозможна и не будет возможной еще несколько лет. Уровень радиации вокруг Луны не позволяет людям высадиться на нее. Никакая пропаганда не заставит нас сдать позиции. Что бы ни было, мы продолжаем борьбу. Я призываю всех Подрывников оказывать содействие наступающим силам союзников. Пусть ваш сон будет легким. Не бойтесь, что Родина получит возможность атаковать с поверхности Луны. Берегите силы для последней битвы. Когда она закончится, мы будем жить в свободном мире».

Зазвенел звонок, замигала красная лампочка. Дед вскинулся. Я тоже. Мы оба знали, что это значит. Кто-то проник в наш дом. У нас было меньше минуты, чтобы замести следы.

Страх – странная штука. Бывало, я метался в панике, бывало, меня рвало, но на этот раз все, что я чувствовал, – это ледяная ярость.

Мы быстро подобрали крысоловки. Дед взял две, я – одну.

– Что вы там делаете? – спросил мужской голос.

– Крысы, – отозвался дед.

Я был ближе к подножию лестницы на кухню. Фонарик светил мне прямо в лицо. Луч ослепил меня, я поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и случайно нажал рычажок на крысоловке. Крыса выскочила и помчалась вверх по лестнице, мимо гостя и на кухню. Раздался выстрел.

Дед уже был рядом. Он поднялся по лестнице первым, держа в руках две клетки с крысами. За сломанным столом на кухне сидел человек, которого я никогда раньше не видел. Он отложил револьвер и закурил. В углу валялась мертвая крыса.

– Мистер Тредвел, – сказал он, – я пришел забрать посетителя с собой. Там ему будет безопасно. У нас мало времени.

Нам с дедом было ясно, что если бы этот человек действительно был из Подрывников, он ни за что не стал бы стрелять в крысу. На пистолете не было глушителя. На улицу шум выкатился, как на блюдечке. Сыщики в машине должны быть или глухими, или тупыми, или и то, и другое, чтобы не услышать и не примчаться тут же.

Фальшивка.

Шестьдесят три

А еще посетитель был одет слишком уж хорошо. Слишком чистенький, слишком сытый. Как наши крысы.

– Не знаю, откуда вы, – сказал дед, – но здесь вам не место. Уходите лучше. Стандиш, выйди, скажи сыщикам, что у нас тут Подрывник.

Мужчина поднял револьвер.

– Я хочу вам помочь.

– Сомневаюсь, – отозвался дед.

– Мне кажется, – сказал я, – вы – один из тех, кто сегодня вломился к нам в дом. И ничего не нашел.

Это его задело. Он вытянул еще одну сигарету. Нечасто такие встретишь. Табак – это для избранных. И ни один повстанец никогда не станет курить такое курево. На пачке выбит герб Родины. Только полный козел мог рассчитывать, что мы такое проглотим.

Шестьдесят четыре

На улице было темно, хоть глаз выколи. Только уродское здание сияло в конце улицы, как россыпь звезд, упавших на землю. Я подкрался к машине, в которой сидели двое сыщиков. Они оба прямо подпрыгнули. Один опустил запотевшее стекло. У него был полный рот колбасы. Они сильно напердели там в машине.

– У нас в доме нарушитель, – сказал я. – Идите скорее.

Так называемый Подрывник сделал вид, что убегает.

Машина развернулась в три приема и поехала за ним. Жалкое зрелище. Даже нам было понятно, что они друг друга знают. «Подрывник» пожал плечами. Задняя дверь осиной машины открылась и закрылась за ним.

Вот что: если бы он был всамделишный, они бы из него на месте сделали решето.

На кухне дед стоял уже в шинели.

– Ты куда? – спросил я.

Он покачал головой и приложил палец к губам.

– Пойду вынесу крысу.

Я-то знал, что он идет не за этим. Он ушел. Куда – не знаю. Понятия не имею. Я хотел вцепиться в его шинель и умолять остаться. Но он бы не остался. По глазам было видно, что он все равно пойдет, куда решил, что бы ни случилось.

Шестьдесят пять

Я задремывал и снова просыпался за кухонным столом, положив голову на руки. Я не решался сдвинуться с места. Возможно, из-за какого-то суеверия. Окончательно проснулся я уже наутро, около шести. Было светло – и уже давно светло. А дед все еще не вернулся. Если по правде, все мое гребаное спокойствие ушло и сменилось полным ужасом.

Из подвала поднялся лунный человек и обрадовался, увидев меня. У него на ногах все еще были свинцовые башмаки, хотя у нас тут притяжения вроде достаточно. Даже слишком. На самом деле было бы славно, если бы его было чуть поменьше.

Я приготовил ему чай, а он прополоскал рот соленой водой. Никакого другого лекарства у нас для него не было. Только вода, соль и немного аспирина. Я видел, как он кривился от боли. Конечно, нельзя было ему сюда подниматься, слишком опасно. Но я не хотел, чтобы и он тоже ушел. Не хотел остаться ждать в одиночестве. Он сел рядом. Мне все еще было тяжело смотреть на то слово, вышитое на его скафандре: «ЭЛД7».

Он написал: «Дед», – и я ответил:

– Он ушел.

Я понимал, что его беспокоит. Честно сказать, меня беспокоило то же самое. Но я даже не собирался перебирать все «если бы».

Шестьдесят шесть

Мы с лунным человеком сидели молча. Я знал, что он не может говорить, но молчание тоже бывает разное. Не знаю, понятно ли я выражаюсь. Если по чесноку, то мир, в котором я родился, – это гребаный кошмар. И покинуть его я мог только у себя в голове. В моей голове живут крока-кольцы и ездят «кадиллаки». Там же есть и планета Фенера, и Гектор, который всех нас спасет.