Книга Мифологемы. Воплощения невидимого мира - Джеймс Холлис

Как говорится в гимне – «Наполни меня божественным дыханием» или в обращении Шелли к дикому западному ветру, когда он умоляет ветер одухотворить его омертвевшую душу, так и маскулинное начало, присутствующее и у мужчины и у женщины, является активной, движущей, стимулирующей, одухотворяющей энергией.

Из мифа о Сатурне, стремившемся погубить Кроноса, который, в свою очередь, хотел погубить Зевса, которого тоже нельзя считать образцом для подражания, мы знаем, что отцы тоже могут быть пожирающими. Вот как поэтесса Шарон Олдс[85]пишет о насилии, совершенным ее сатурнианским отцом над ее братом:

Он аккуратно

заложил между зубов голову моего брата

и сломил с хрустом, будто вишню со стебелька…

…где-то

в глубине его черепа

открыты масляные глаза и белки дрожат возбужденно,

пока он разгрызает с хрустом позвоночник своего сына,

пока крошит кости, будто мягкие панцири крабов,

пока прокатывает по языку деликатесные гениталии,

пока растрескивает стопы ребенка, как две сырые рыбешки, между зубов.

Он хотел показать, что может

настоящий мужчина.

Показать своему сыну,

чего стоит человеческая жизнь.[86]

Нас трогают мучительные страдания, которые испытывает поэтесса из-за того, что та архетипическая энергия, которая создает, может также и пожирать. Встречаясь между собой в жизни каждого ребенка, свет Аполлона и мрак Сатурна создают амбивалентную форму переживания. Вспомним о Кроносе, который кастрировал Урана, чье семя, попавшее в соленую морскую воду, создало пену, из которой появилась богиня любви, Афродита (имя которой значит «рожденная из морской пены»). Это слияние насилия и страсти порождает любовь, творит историю, делает изменчивыми богов, вызывает двойственность всех форм жизни.

Вспоминая о том, что родительское имаго является формой представления разных видов переживания и может быть связано с конкретным полом, а может и не быть связано с ним, мы думаем об отце и как о защитнике, о поддерживающем нас факторе и вместе с тем о том, что в конечном счете его нужно превзойти, чтобы обрести собственный авторитет. Оказывается, практически все племена умоляют о божественной защите; оберегающие ритуалы также исполняются для того, чтобы избежать осуждения и наказания рассерженных Небес – милостивого или строгого отца.

Этот дуализм наблюдается и в теологиях современной жизни. «Кто встанет на нашу сторону, когда это потребуется?» – на все лады вопрошается в псалмах. Если человек не чувствует, что у него есть индивидуальный или коллективный защитник, он ощущает себя особенно ранимым, даже обнаженным, перед враждебной ему Вселенной. Получив в дар или благословение Отца, или пример Отца, или самопожертвование Отца, он тем самым получает преимущество: чувство собственного достоинства, поддержку в решении жизненных задач и часть этой взаимной связи соединяющего аффекта[87]. Если человек не получает этого ощущения – этого дара от родного отца или от того, кто его заменяет, он чувствует себя лишенным поддержки и может провести всю свою жизнь в поисках мнимого авторитета, или же испытывает гиперкомпенсацию, развивая комплекс власти, или всю жизнь бессознательно ощущает себя искалеченным, то есть человеком с ограниченными возможностями.

Если терапевт (будь то мужчина или женщина) видит отсутствие такой энергии у пациента, то позитивный перенос на внутреннюю «маскулинность» может послужить восстановлению внутреннего родителя (reparent), активации тех энергий, которые продолжают дремать внутри нас. Восстановить внутреннего родителя – значит помочь скомпенсировать то, что отсутствует в индивидуальной истории пациента: самоутверждение, подражание, поддержка и вызов, которые нам необходимы из архетипа отца. Позитивный перенос – это лучшее, что может заменить реальное отношение, и он представляет собой ничуть не меньший дар по сравнению с реальным отцовством и дает освобождение от травматической индивидуальной истории.

Каждый человек, как мужчина, так и женщина, должен уметь самовосстанавливаться (empowerment), то есть мобилизовать энергию во имя жизни, преодолевать регрессивные силы бессознательного, принимая вызовы страха и одиночества. Независимо от пола терапевта, если тот имеет доступ к этим энергиям, они станут необходимыми для пациента и окажут исцеляющее воздействие. И, соответственно, если эти энергии у терапевта не активируются, то пациент второй раз в своей жизни почувствует провал.

Проблема авторитета также имеет связь с имаго отца. Под влиянием чьего авторитета мы строим свою жизнь, принимаем решения, выбираем профессию и совершаем свое странствие? Само понятие авторитета нейтрально; но практически оно всегда энергетически заряжено (valenced). Любой авторитет, каким бы добрым и благонамеренным он ни был, не может исключать свою противоположность и со временем превратиться в деспота. Ни один ребенок никогда не сможет развиваться в соответствии со своей внутренней истиной, не найдя у себя внутреннего аутентичного авторитета. Поэтому процесс индивидуации побуждает к преодолению в той или иной форме внешнего авторитета, который может найти свое воплощение в реальном родителе, в фигуре, взятой из культурного контекста, или в постоянном родовом божестве.

Вследствие большой сентиментальности, которая проявляется к семье и традиции, из внимания упускается то, что для индивидуации человеку требуется некая революция, некая трансцен-денция внешнего авторитета, чтобы прийти к своему внутреннему авторитету. Разве сам Томас Джефферсон[88]не был горожанином-землевладельцем и патриотом, когда сказал, что дерево свободы нужно поливать кровью ее патриотов? Разве мы не узнаем истину в архетипической драме Фрейда о первобытном племени[89], в котором приходилось убивать старого царя, чтобы дать дорогу новому поколению? Разве не прав Ницше, говоря о том, что ученик, который не старается превзойти своего учителя, будет ему плохой наградой?