Книга Кошка души моей - Полина Поплавская

Юноша поднялся и чуточку надменно помахал рукой в знак приветствия, очертив тем самым вокруг себя некое магическое пространство. Все остановились. Пат, не отрываясь, смотрела на происходящее и снова вздрогнула от его странного выражения лица. Теперь это было соединение радости и отвращения.

«Наркот, наверное», – почему-то подумала она почти с неприязнью и поспешила в редакторскую сверить в последний раз тексты, которые ее просили срочно отвезти заболевшему режиссеру в Уилмингтон.

Когда она села в машину, снег, сыпавший весь тот вечер, угомонился, и дорога после Камдена стала совсем пустынной. Пат неожиданно вспомнила, что через пять дней Рождество – первое Рождество, которое она проведет не дома. Ах, милый старый дом, где к Рождеству традиционно начищалась вся имеющаяся медь, и так сладко пахло ванилью… Вдруг Пат поймала себя на ощущении того, что мыслям о доме что-то мешает.

Она удивилась. Стажировка шла отлично, мир, который был так непохож на английский, ей нравился, появлялись новые друзья, а главное, крепло то ощущение внутренней независимости, которое отец называл почему-то ослиным упрямством.

Пат вспомнила себя тринадцатилетней. В тот раз она подслушала разговор родителей:

– Знаешь, меня очень беспокоит это ее упрямство. Я сам такой, но у девочки…

– Не упрямство, а упорство, милый. А я ей даже завидую… Будь я столь целеустремленной… – Тут раздался звук поцелуя, и отец, смеясь, закончил:

– Ты была бы не леди Фоулбарт, а каким-нибудь старшим инспектором музыкальных училищ! Боже, упаси нас от самостоятельных женщин!

И вот сейчас что-то мешало именно этому расправлявшему крылья чувству уверенности в себе. Пат попыталась спросить себя строже. Неужели этот черноволосый парень имеет на нее какое-то особое влияние? Или те ощущения, которые он вызвал?.. Девушка передернула плечами, пытаясь избавиться от жгущих и преследующих ее угольных глаз на матово-бледном лице, и резко прибавила скорость. Снег опять повалил хлопьями.

Пат открыла затуманившиеся глаза и посмотрела в окно, где действительно продолжал идти настоящий рождественский снег, тихий, пушистый, сказочный. Но надо все-таки начать. Она взяла старую паркеровскую ручку, которую подарил ей отец еще по окончании первого курса, и которая так замечательно писала по тонкой бумаге, и в этот момент ребенок снова шевельнулся. Но вместо ожидаемого блаженства Пат почему-то стало страшно. «На этом сроке они не могут шевелиться, – вспомнились ей слова врача, когда неделю назад она спросила у него, когда же малыш начнет заявлять о себе. – Вы почувствуете первые движения не раньше середины января». Что с ней происходит? Надо будет завтра же сходить в клинику и… и быть поосторожнее с Мэтом. Впрочем, врачу можно позвонить прямо сейчас.

Но, взяв в руки трубку, Пат вспомнила, что обещала Кейт связаться со Стивом еще четыре часа назад, и решила позвонить сначала ему – заодно можно будет обсудить и смену темы субботнего выпуска. Разрешение на изменения в уже утвержденном тематическом плане мог давать только он.

– Стив, прости, я собиралась добраться до тебя еще часов в двенадцать, Кейт сказала мне, но…

– Кейт сообщила, что ты заболела. Что такое?

– Все в порядке. Я не поехала на студию потому… потому…

– Успокойся. Я не думаю, что ты стала бы перекладывать свою работу на других без серьезной причины. Дело не в этом. Я хотел поговорить с тобой кой о чем серьезном до возвращения Мэта. Но теперь уже нет времени.

– Завтра я буду на месте. А сейчас я хотела попросить тебя вот о чем: давай в эту субботу дадим программу о его гастролях, знаешь, сразу по горячим следам. Так хоть поменьше телефонов оборвут в студии.

– Э-э… – Стив слегка замялся.

– Ведь я знаю, что ты так иногда делаешь. Помнишь, когда приезжали «Нитти-Гритти»?

– Предположим, я разрешу. Но вести будешь не ты. Публика воспринимает иногда такие нюансы, что нам и не снились. А связывать восходящую звезду с какой бы то ни было женщиной никогда не стоит, уж поверь мне.

– Ясно. В таком случае и я согласна на замену, только, чур, по моему выбору.

Пат услышала, как Стив облегченно вздохнул, и почти зримо увидела широкую улыбку его крупного насмешливого рта. «Стиви все-таки умница».

– Полный карт-бланш!

– Тогда давай Уинифрид, она стильная и, мне кажется, очень соответствует песням Мэта.

– Прекрасно. Только тогда покрутите немного со светом… Кстати, когда должен объявиться наш герой?

– Часов в девять, но, может быть, он позвонит еще из аэропорта. Все, Стив, спасибо тебе.

Итак, все устроилось как нельзя лучше. И хорошо, что передачу станет вести не она: в последнюю неделю живот, еще не замеченный никем, уже начинал доставлять Пат некий дискомфорт, когда она стояла перед камерой. Пока неудобство это было скорей психологическим, но все же несколько сковывало. «Как странно я раздваиваюсь, – подумала Пат, вспомнив, как в ночь перед отъездом, когда живот был заметно меньше, она, наоборот, отчаянно прогибала спину, бесстыдно демонстрируя его Мэту, который, склоняясь, как плащом, покрывал горячую плоть своими тяжелыми гладкими волосами. – А сейчас мне порой кажется, что самым счастливым будет то мгновение, когда малыш и в самом деле родится, а я снова смогу ни от кого и ни от чего не зависеть…»

За год работы Пат уже сумела оценить атмосферу творчества, которая засасывает человека, хоть раз ее вкусившего, с головой. Ведь она уже полгода собирается сделать потрясающую передачу об индейских и старофранцузских корнях современного канадского рока. А сам процесс создания сценария! Ведь это мало с чем сравнимое наслаждение. Как она писала свою первую раскадровку! И Пат снова мысленно унеслась в события тех первых недель на студии – в счастливую пору открытия профессии и… возлюбленного.

Уже отшумел Новый год и связанный с ним сверхплотный график работ на канале. В сетке вещания, как всегда в январе, образовывались чуть ли не дыры, и Стив предложил ей сделать что-нибудь самостоятельно. Она тогда провела очень неплохой ринг с учащимися колледжей Нью-Джерси, и для начала решено было отметить эту «премьеру». Все тот же вездесущий Стиви снял «желтое» кафе на третьем этаже: пластиковая мебель, дешевые вина и, как дань новой моде, восточная кухня. Народу было немного, но постоянно кто-то прибегал и убегал. Все поздравляли Пат, утверждали, что она внесет новую струю, и, как обычно, пророчили головокружительную карьеру.

Но постепенно общее возбуждение утихло. Все занялись обсуждением вопросов более интересных, чем будущее Патриции Фоулбарт. И тогда-то к ней и подсел тот самый второй режиссер, человек практически без возраста и без национальности, которого называли просто Бобби.

Он с каким-то любопытством заглянул ей в лицо, неторопливо налил в пластиковый стаканчик виски и без обиняков спросил:

– Все отлично, да?